6
ЕДА И ПОЖИРАНИЕ ЕДЫ
В то время, как сам ал-Фарйак находился дома, мысли его бродили далеко: поднимались на холмы и горы, карабкались вверх по стенам, проникали во дворцы, спускались в долины и в пещеры, увязали в грязи, погружались в моря и обшаривали пустыни. Потому что величайшим его желанием было увидеть другой дом, не его родной, и других людей, не обитателей этого дома. Кто из людей не испытал такого желания?! Ему пришла в голову мысль посетить своего брата, служившего секретарем у одного знатного друза
. И он отправился к нему полный самых радужных надежд. А когда встретился с братом и увидел, как грубы здесь люди и в какой нищете, в сколь нечеловеческих условиях они живут, пришел в ужас, но все же решил остаться и вытерпеть все лишения. Он не хотел возвращаться, не познакомившись с этими людьми как можно ближе. Будь он благоразумнее, он отказался бы от этого намерения в первый же день. Ведь невозможно ожидать, чтобы жители какого-то города или деревни изменили свои нравы и привычки ради посетившего их незнакомца, тем более, если они грубые, храбрые и злые, а он ничего собой не представляет. Но человек чем меньше занят делом, тем становится любопытнее, он не может удовольствоваться тем, что слышит, ему надо все увидеть своими глазами. И по мере того как ал-Фарйак вникал все глубже в жизнь этих людей и высказывался о ней неодобрительно, росла и их неприязнь к нему, они избегали его, разговаривали с ним грубо и нехотя. Таковы уж они были — в грязи жили, белье свое не стирали, от нужды и лишений страдали. А самым грязным был повар эмира — его рубаха была грязнее половой тряпки, а ноги покрыты коростой грязи, соскрести которую не удалось бы и лопатой. Когда эти люди ели, слышно было сопение и рычание, треск и лязг зубов, словно стая диких животных собралась вокруг падали и жадно пожирает ее, урча и облизываясь. Хотя пища была самая непритязательная. На лбу у каждого было написано: кто замешкался, тот останется голодным. Когда они вставали из-за стола, ты мог увидеть в их бородах зерна риса, а на одежде — жирные пятна. Если ал-Фарйак ел вместе с ними, то всегда оставался голодным, и ночью у него сводило кишки так, что он не мог уснуть. Он говорил брату, удивляясь, как тот может жить с этими людьми: «Чем они отличаются от скотины, кроме бороды и чалмы? Они живут на свете не для того, чтобы видеть и размышлять, а только, чтобы есть и испражняться. Вряд ли хоть один из них догадывается, что Господь, создавая род людской, забыл о них. Они не знают, что дар слова возвышает человека над животными и минералами. А слово — это форма выражения мысли. Слово само по себе ничего не значит, если в нем не заключена мысль, которая есть второе бытие. Говорят, что двое умных возмещают глупость одного глупца. А эти лишены и ума, и благодати и довольствуются в жизни крохами. Как ты можешь жить среди этих дикарей, ты, пользующийся таким уважением среди людей?» Брат ответил ему: Многие завидуют моей близости к эмиру, и я, чтобы досадить завистникам, терплю все трудности. Как говорится:
Бывает, счастливцем считают того, кто добился
успеха, не радующего его самого,
И он хотел бы память о нем стереть поскорей,
если б не зависть людей.
Не говоря уже о том, что это люди гордые и мужественные, доблестные и неустрашимые. Хотя они не умеют аккуратно есть, зато умеют работать, а в разговоре не употребляют непристойностей, и нет среди них ни содомистов, ни прелюбодеев.
Однако ал-Фарйак сводил всю культуру к умению вести себя за столом, словно он учился у европейцев либо состоял с ними в родстве. Поэтому он пустил в ход свой поэтический талант и, призвав на помощь рифмы, сочинил сатирическую касыду, высмеивающую грубость и дикость этих людей. Вот бейт из нее:
В зубах у каждого остро наточенный нож,
кто накормит его?
Он зачитал эту касыду брату, признанному знатоку арабской литературы и языка, и тот счел ее очень удачной для столь молодого поэта. Вскоре касыда стала известной многим, поскольку брат ею восторгался и читал ее своим знакомым. Один завистник брата передал касыду эмиру — передавший был христианином, только христианам свойственна зависть. Между тем с касыдой ознакомились и многие друзы, которые тоже в ней высмеивались.
Эмир, выслушав касыду, возмутился и сказал своему секретарю: «Твой брат лжец! Как он, наш гость, может смеяться над нами? Мы приняли его со всем радушием, ничего для него не жалели. Клянусь Аллахом, если он не загладит свою вину написанием панегирика, то узнает всю силу нашего гнева». Этот эмир был истинным арабским рыцарем и отличался смелостью и благородством. Однако дела свои он запустил — не занимался ими и денег своих не считал. А пригрозив ал-Фарйаку, испугался, что эта угроза может для него самого обернуться большими неприятностями, если молодой поэт, брат его секретаря уедет обиженным. Поэтому он решил сменить гнев на милость и погладить провинившегося по шерстке. Он втайне велел своему другу, одному из клириков его конфессии и его политическому стороннику, устроить обед и пригласить на него его самого, ал-Фарйака и его брата. Когда все собрались за богато накрытым столом, эмир сказал: «Клянусь Аллахом, мы не вкусим ничего из этих яств, пока наш Абу Дулама
(то есть ал-Фарйак) не сочинит экспромтом панегирик из двух бейтов». Ал-Фарйак не заставил себя долго ждать и произнес:
Абу Дулама многих обижал — он нравом желчным обладал,
Но сладкого вкусив, язык менял и медом горечь разбавлял.
Присутствующие рассыпались в похвалах, сам эмир не удержался, пожал ал-Фарйаку руку и поцеловал в лоб. На этом с обидами было покончено, и все разошлись довольные. Наш друг вернулся домой и принял решение впредь никогда не связываться со знатными людьми и плотно заткнуть уши, чтобы не слышать голосов тех, кто их восхваляет, даже если бы они звучали громче церковных колоколов.
7
РЕВУЩИЙ ОСЕЛ И ПЛОХО ОКОНЧИВШАЯСЯ ПОЕЗДКА
Ал-Фарйак вернулся к своей прежней профессии, которая уже надоела ему, как постель больному. А у него был один искренний друг, посвященный во все его дела. Раз они встретились и долго беседовали о жизни и о том, как можно заставить людей себя уважать. Оба сошлись на том, что в наши дни человека ценят не по его заслугам и талантам, а по одежде и содержимому его кармана — тому, кто с детства носит шелка, лен и хлопок, купленные в лавках богатых торговцев, суждено большее уважение, нежели тому, кто в детстве ходил нагишом, а выросши, с трудом находит, чем прикрыть свою наготу. Неважно, каков человек и есть ли у него мозги, но если на нем широкие шаровары и богатый кафтан, его уже почитают за великого умника и поют ему дифирамбы.
Друзья договорились приобрести партию товара и отправиться торговать им по окрестным селениям. Таким способом они надеялись познакомиться с жизнью людей и развеять собственные печали. Для перевозки товара наняли осла. Осел был такой тощий и слабый, что еле передвигал ноги, не говоря уже о том, чтобы нести на себе груз. Единственное, на что он был способен, это реветь — требуя корма, и фыркать — когда его подгоняли или пытались надеть на него седло.
