Возможно, были и другие причины, побудившие Иоанна вступить в Италию. Не стоило бы удивляться, если бы этот план зародился в его голове во время разговоров с герцогом Афинским Готье де Бриенном
[118] во время литовской войны. Герцог очень хорошо знал Италию. Он уже с большой осмотрительностью и с успехом правил Флоренцией от имени партии гвельфов. Теперь он собирался через несколько месяцев высадиться на побережье Аттики, чтобы отобрать свое герцогство у каталонцев. Возможно, Иоанн собирался «защитить» некоторые города Ломбардии в пользу гибеллинской партии, как Роберт Неаполитанский и Готье Афинский «защищали» другие города во имя интересов гвельфов. Наконец, король Чехии, чья казна всегда была в плохом состоянии, окружил себя финансистами из Северной Италии и Тосканы, благодаря которым, несомненно, знал, как складывается политическая ситуация в этих землях.
Итак, эти различные мотивы побудили Иоанна выступить защитником брешианцев, которых угнетал и осаждал Мастино делла Скала. Предвидя, что без трудностей цело не обойдется, Иоанн сделал некоторые приготовления к походу. Он собрал в Каринтии и в епископстве Гренто небольшую армию в четыреста копий, к которой под стенами Брешии должны были присоединиться еще триста рыцарей. Иоанн старался по возможности скрывать начатые им переговоры в Северной Италии. Предвидя, какой крик неминуемо поднимут все государи, имевшие прежде или до сих пор собственные амбиции в этой части Европы, — Иоанн XXII, Людовик Баварский, Роберт Неаполитанский и даже Филипп Валуа, только что (в июле 1330 г.) в результате поездки в Авиньон получивший от Папы права сеньора в городах Парме, Модене и Реджо, — Иоанн решил действовать почти без подготовки. Он не желал выглядеть завоевателем. Он хотел, чтобы переход его рыцарей через австрийские Альпы в ломбардскую долину вызвал поменьше шума. Он рассчитывал представить свое предприятие как рядовое событие. Вот почему он написал бургграфу Нюрнбергскому, что предпринимает путешествие в Италию исключительно с целью посетить могилы родителей и перевезти их останки за Альпы. Если для немцев он придумал такой предлог, то в письме Иоанну XXII был вынужден признаться, что идет в Италию не без определенных политических намерений. Но, чтобы успокоить святого отца, он заявлял, что главная его цель — вернуть ослушников под власть авиньонской курии.
Иоанн вынудил Мастино делла Скала снять осаду Брешии в конце декабря 1330 г. Его слава как полководца была слишком громкой, чтобы тиран Вероны посмел тягаться с ним. Брешия была освобождена, и 31 декабря Иоанн торжественно вступил в город. Любопытно отметить, что народ Брешии, который в тот день рукоплескал чешскому королю и выражал ему признательность, всего двадцать лет назад с величайшим упорством сопротивлялся его отцу, императору Генриху VII, осаждавшему и штурмовавшему город. До 1330 г. само слово «Брешия» было ненавистно для семейства Люксембургов. Разве не под стенами этого города Маргарита Брабантская подхватила болезнь, которая вскоре унесла ее в могилу, а дядя Иоанна, Валеран Люксембург, был смертельно ранен стрелой? Видимо, общение с горожанами не успокоило, а растревожило Иоанна, догадывавшегося, что настроение брешианцев может легко измениться, но уже в ущерб ему.
Восторг жителей Брешии по поводу прихода их спасителя захватил все классы общества. Балдахин, под которым чешский король вступал в город, нес и один из Брушати, представитель того же рода, к которому принадлежал Тибальдо, приговоренный Генрихом VII к жестокой казни. Иоанна засыпали подарками.
Став в результате сеньором Брешии, Иоанн немедленно вступил в контакт с другими ломбардскими го родами и тиранами. В Брешии он продолжал то, что начал в Тренто. Теперь он поселился в сердце Ломбардии, и вести переговоры ему было намного проще.
Именно тогда исключительно при помощи дипломатии, уговоров, а также благодаря своему престижу Иоанн за три месяца добился необыкновенных результатов. Сначала король Чехии постарался распространить свою власть дальше на запад. В январе ему подчинились Бергамо к северо-западу от Брешии и Кремона, расположенная к юго-западу от последней. В феврале за ними последовал еще целый ряд ломбардских городов: Крема, Комо, Павия, а еще западнее — Верчелли и Новара. Аццо Висконти в Милане и Луиджи Гонзага в Мантуе сами признали его сюзереном. Наконец, в марте Иоанн стал, по-прежнему не прибегая к оружию, хозяином земель на юге Ломбардии и добавил к своим владениям города Парму, Модену, Реджо, Боббио-на-Треббии, Борго-Сан-Донино и даже Лукку, в то время ведущую борьбу с Флоренцией.
Эти потрясающие результаты тем не менее были достигнуты без кровопролития. Историки тех времен скупо осведомляют нас об этих событиях. Виллани как гвельф принадлежал к врагам Иоанна Чешского, которого он злобно называет «povero di moneta е cupido di signoria»
[119]. Неизменная враждебность не позволяет ему четко объяснить успех Иоанна.
Возможно, одной из причин удачливости чешского короля является тот факт, что он старался как можно меньше показывать городам свою власть. Лично он поначалу требовал немногого. Провозгласив себя верховным сюзереном, он оставил городских тиранов на местах, подтверждая их власть при единственном условии признания себя сеньором. В первое время он старался брать минимальные налоги. Пределы и срок своей власти он намеренно оставил столь неопределенными, что один французский хронист-монах, продолжатель Гильома из Нанжи, пишет: «Король Чехии пришел в Италию, движимый более любопытством и желанием посмотреть сию страну, чем по какой иной причине».
Отличаясь гибкостью, он по отношению к каждому городу вел ту политику, какая, по его мнению, должна была вернее всего привлечь к нему симпатии горожан. Он требовал для себя разных форм власти в разных городах: в одних жители должны были признать его пожизненным властителем, в других — избрать наследственным государем. Он умел затронуть сердечные струны итальянцев, сообразуясь с их воззрениями. Одних он заверял, что в Италию его послал император; вероятно, именно таким образом он добился подчинения могущественного Висконти. Других убеждал, что хочет восстановить права Церкви. Он льстил собеседникам, обещал им помощь против врагов.
Но то, как стремительно Иоанн устанавливал свою власть в Италии, нельзя объяснить одной дипломатичен кой ловкостью. Помимо этого над чешским королем сиял ореол Примирителя империи, превращавшегося здесь и Примирителя Италии. У него был авторитет, приобретенный победами, многочисленными путешествиями, знанием тогдашнего политического мира. Следует учесть и обаяние государя в полном расцвете сил, красноречивого, элегантного, кумира итальянских женщин (к очарованию которых, как говорят, он не оставался равнодушным), типичного и идеального представителя рыцарства того времени.
