— Ну, надеюсь, нам действительно помогут, — скептически скривился я.
Насколько я знал, дю Россе стал губернатором чуть меньше года назад, в 1660-м. Откуда Бульон мог знать, кому рекомендательные письма везти? Но оказалось, что в 1659 году дю Россе посетил Ла-Рошель, где пересекся с отцом Бульона. Тот помог будущему губернатору зафрахтовать корабль с тридцатью навербованными искателями приключений. И Бульон надеялся, что это ему зачтется.
Я смотрел на жизнь более приземленно, поэтому на особое отношение к себе не рассчитывал. Хорошо, если нас вообще примут и выслушают. Мало ли таких искателей счастья обивает здешние пороги? Однако оказалось, что я не совсем прав. И губернатор Тортуги, носивший имя Жереми Дешамп дю Монсак дю Россе, нас все-таки принял. Причем относительно тепло. Даже представил нас своей супруге, которая, похоже, произвела на Бульона неизгладимое впечатление.
На меня тоже произвела, да. Это была знойная женщина, мечта поэта, весом килограмм в 120, не меньше. Телеса были упакованы в кружева и шелк оттенка радостной мультяшной поросятины, украшены цветочками, ленточками и воланами, и демонстрировались с законной гордостью. Какой там был размер груди, выставленной напоказ в обширном декольте — я даже предположить боюсь. Ну а теперь добавьте ко всему этому высокую прическу, украшенную блюдом с фруктами, и образ будет завершен окончательно.
Сам губернатор на фоне своей супруги смотрелся скромно — невысокий, кругленький и (судя по нездоровому цвету лица с характерно красным оттенком носа) явно закладывающий за воротник больше положенного. Даже не верится, что каких-то двадцать лет назад он вместе с Ле Вассером участвовал в захвате Тортуги, а буквально недавно выпнул отсюда английского губернатора. Короче, тот еще шустрик. И то, что он нас принял, говорило только о том, что в этом есть его выгода. Что характерно, рекомендательные письма Бульона губернатор прочел, а от меня не потребовал никаких доказательств моего дворянского происхождения. Обидно даже. Я так старался, когда свою «липу» творил!
Радовало, что работа для нас нашлась сразу — на корабли требовались офицеры. И чтобы вдохновить нас на ратный подвиг, губернатор даже толкнул речь о том, что бороться с засильем Испании на морях — благородное дело. И я бы может даже проникся этим пылким выступлением, вот только мне было абсолютно плевать на местные политические дрязги. Меня гораздо больше интересовала возможность заработать.
Испания уже пережила свой золотой век. Это было ясно каждому, кто хоть что-то смыслил в политике. У Испании по-прежнему были богатые колонии и мощные корабли, но она теряла влияние год за годом. Еще в середине этого века Испания признала независимость Нидерландов, а уж о ее потерях в результате подписанного чуть более года назад Пиренейского мира и говорить нечего. Впрочем, жить той Испании осталось еще лет сорок. И пока она все еще диктует свои правила. Еще целых четыре года осталось до того момента, когда ее престол займет Карл II, болезненная жертва близкородственных связей. Впрочем, царствующий сейчас Филипп IV, как правитель, был ничуть не лучше.
Сражаться против Испании? Мне, если честно, было все равно. Работа есть работа. В этом мире я был чужаком. И для меня все были чужими. Даже если бы я перенесся в Россию, то вряд ли мог бы сойти за своего. Другие традиции, манера общения, уклад жизни… даже с религией можно пролететь, поскольку патриарх Никон как раз реформу проводит. Что в России, что на Тортуге — я нет никто и звать никак. Да и что рассуждать о несбыточном, если в данный момент я все равно ничего не могу изменить?
Хорошо, что для меня вообще работа нашлась. Я, честно говоря, несколько сомневался, что мне удастся попасть на корабль в качестве офицера. Прежде всего потому, что опыта в этом деле у меня не было. Совершенно. У Бульона, кстати, тоже не было, но он абсолютно этим не смущался. Воспринял назначение как должное. Его самоуверенность была просто безграничной. А мне оставалось только брать с него пример и делать морду кирпичом в стиле «мне все должны».
К счастью, мои опасения, что я буду выглядеть как некомпетентный идиот, оказались напрасными. На корабль попадало немало сухопутных офицеров, которые знакомились со своей новой работой «с нуля» под приглядом более опытных товарищей. Ну а когда рядом есть кто-то, кто говорит «делай, как я» и поправляет косяки, не научиться чему-либо может только полный болван и лодырь. А я стремился узнать как можно больше.
Радовало, что нам выдали какой-никакой аванс. Потому что первое, что я сделал — купил себе, наконец, туфли по размеру. Далеко не новые, зато удобные и мягкие. Это было особенно актуально в свете того, что первым делом я должен был научиться правильно, прочно стоять и шустро передвигаться по зыбкой палубе. В какой-то мере я освоил это умение, путешествуя на «Авроре» от Ямайки до Тортуги, но поездка в качестве пассажира и служба в качестве офицера — это две очень, очень разные вещи.
Ну а после того, как мы с Бульоном немного притерлись, началось освоение морского сленга, заучивание названий снастей и парусов и совместный с наставником контроль за работой простых матросов. Вот у кого был тяжкий, изматывающий труд! Как люди добровольно на такое подписывались — выше моего понимания. И условия жизни, и кормежка были просто ужасными. Да они, наверняка, даже в тюрьме себя привольней чувствовали бы, ибо там хотя бы нет угрозы утонуть.
Кто не проникался красотой парусников? Выглядят они действительно великолепно. А вот находиться на них, во всяком случает в 17 веке — не слишком большое удовольствие. Все деревянные суда пропускали воду, которая скапливалась в трюмах и каждое утро откачивалась. Остатки протухшей трюмной воды испускали отвратительный, пронизывающий весь корабль смрад. Вся подводная часть корпуса для защиты от гниения и морских червей пропитывалась вонючей смесью из дегтя и серы. Еще более отвратительный запах имела краска для наружной обшивки из растертого в порошок древесного угля, сажи, сала, серы и смолы. Поверх этой краски наносилось затем покрытие из сосновой смолы или из древесного дегтя, смешанного с шерстью животных.
Собственно, каждое утро начиналось именно с откачивания воды из трюма. Как бы тщательно не защищали корабли, какое-то количество воды все равно просачивалось. Тяжелый рейс и возраст корабля только увеличивали объем попадающей внутрь воды. Работа, прямо скажем, не из легких. Хотя на корабле вообще легкого труда не было. Чего только стоила работа с тросами, заключающаяся преимущественно в натягивании какой-либо снасти для установки паруса. Частично она выполнялась на палубе, а частично на такой высоте, что просто голова кружилась. Цирковые акробаты могли бы позеленеть от зависти, наблюдая за трюками марсовых.
Про еду даже говорить не хотелось. Камбуз произвел на меня неизгладимое впечатление. Он (как и все помещения на корабле) был не слишком большим, закопченным и довольно зловонным. Примерно посреди помещения стояла кирпичная плита, вокруг которой ходили по посыпанной песком дорожке, а на остальной площади размещались грубо сколоченные кухонные столы, колоды для рубки дров и разделки мяса, бочки и баки, котлы, полки с горшками, поленницы дров, мешки и другие кухонные атрибуты. Все это темное и засаленное.
