– Тогда почему они пошли на юг?
– Ярослав их повел. Они ведь пришли приглашать его пойти с ними на завоевание Британии. Он, по слухам, отказался. Сказав, что там уже и брать нечего. И сделал им встречное предложение. Чтобы они смогли добро пограбить и уже своими силами взять Британию. Что, в свою очередь, откроет им дорогу для завоевания земель франков. Вот Людовик и бесится.
– А у вас в Плиске не говорят, куда именно Василий их позвал?
– Нет. Это никто не знает. Хотя здесь, в Константинополе, и говорят, что Ярослав, – Владимир вновь назвал нашего героя славянским именем, – пошел освобождать Гроб Господень. Но я в это не верю. Если бы Иерусалим стоял у берега и был богат – да. Его бы освободили. До нитки. А так… Нет. Вряд ли. И я бы многое отдал, чтобы утолить свое любопытство.
– Многое? – хитро улыбнулся Василевс. – Я знаю истинную цель их похода.
– А ты уверен, что единокровный брат моей супруги тебя не обманул? Он ведь идет не в Иерусалим. Но здесь все только о том и говорят. Вряд ли в халифате о том не слышали. Не сразу я понял, в чем подвох, но, когда догадался, был поражен. Он ведь таким нехитрым способом вынуждает халифа делать то, что считает нужным. И собирать свое войско там, где его не будет. Экое лукавство! Но мне оно по душе. Не зря он взял имя – Ярослав. Войско халифа великое. Если бы оно собралось в единый кулак и помешало брату моей сестры при высадке, то все бы закончилось печально для похода. А так… я верю в его успех.
– Может быть, ты тоже хочешь поучаствовать в этом походе, раз уверен в его успехе?
– А ты не уверен?
– Уверен. Но я не доверяю Василию.
– Ярослав почему-то очень не любит Константинополь. Ему не интересен этот город. Вряд ли он станет бороться за него.
– Он считает его проклятым.
– Допустим. Но какой мне резон идти в поход? Ты думаешь, я поверил в твои слова о намерении провозгласить меня наследником? Пока ОН жив – ты не рискнешь это сделать. А убивать его… не знаю… затея так себе. Если что-то пойдет не так, можно запросто преставиться от массы причин. Та же чернь растерзает. Она ведь его любит.
– Она его не знает.
– Тем лучше. Так проще любить.
– Пограбить арабов – чем не цель?
– В Болгарии не так сильны твои сторонники. Если я уйду в далекий поход, кто знает, что произойдет в моем княжестве? А воевать против тебя мне не с руки. Да и с моравами тоже.
– Остаются венгры да племена хорватов.
– И те и другие бедны. Война будет не шуточная, а добычи – никакой.
Василевс промолчал.
Он был раздражен. Воспитал на свою голову. Ведь уже давно старались приложить все усилия к тому, чтобы правителей болгар максимально воспитать, как подобных себе. А потом и прочую знать. Чтобы они потихоньку влились в державу ромеев и бесследно растворились в ней, как прежде случалось с другими дикими племенами. Но с Владимиром явно перегнули палку. Слишком рано, на свою голову, он стал ромеем.
Беседа заглохла. И чуть погодя Владимир откланялся и удалился. Он пожелал вернуться к своей дружине, дабы успокоить ее. Воевать с Ярославом она явно не рвалась. Вот Владимир и предлагал воспользоваться предложением Василевса и рассказать бойцам, что их тоже звали в поход. Но они промедлили с выступлением и теперь не успели. Для них просто не смогли подготовить корабли, так как не рассчитывали на их участие. Теперь только по суше можно выступить. И не туда, куда Ярослав пойдет, а туда, откуда халифат уведет войска, дабы бороться с консулом Нового Рима.
Идея Василевсу понравилась. По крайней мере, на словах. Но ему было очень тяжко на душе. Слишком лукав Владимир. Слишком себе на уме. Слишком много знает и еще больше понимает. С такими варварами он не любил иметь дело.
– Смышленый варвар, – произнес Патриарх Фотий, что присутствовал при их разговоре и слышал все до последнего слова.
– Может, и правда назначить его наследником?
– Чтобы городская чернь восстала?
– Черт бы ее побрал! – рыкнул в раздражении Вардан.
– Назначь не его, а их.
– Что?
– Я поговорю с Владимиром. И, я думаю, смогу убедить его поучаствовать в походе, дабы снискать славу и себе. Это позволит провозгласить их обоих твоими соправителями. Младшими. Как в былые времена. Такой подход вполне устроит чернь.
– Что ты имеешь в виду?
– Я предлагаю возродить старую традицию времен Константина Великого и возложить на них титулы цезарей. То есть младших соправителей и членов семьи. Это во многом успокоит многие страсти. Да и укрепит наше влияние в Болгарском княжестве. Его аристократам этот шаг польстит и потешит их самолюбие. Можно будет со временем и им тоже даровать какие-нибудь титулы. Кость, брошенная псу, приводит его в великую радость.
– Боюсь, что Владимир не так прост. И костью он не удовлетворится.
– Поскреби его, и наружу вылезет дикарь. Он смышлен, но душой он все еще варвар. Вот его сын, если воспитать его здесь, в Константинополе, да, он станет ромеем до мозга костей. Тем более что рожден благородной девицей. А сам Владимир – это просто союзник. Вынужденный союзник. Таких в истории Рима хватало.
– А Василий?
– Тут все сложнее. Природный ромеец, воспитанный и обученный по высшему классу. Он уже один раз отказался принять титул от тебя. Помнишь? Стратиг – высокий титул и достойное положение. Но он – отказался. Я думал над этим. И пришел к выводу, что титул высок для простого аристократа, но Василия он унижал. Он сын Василевса. Он ромей. Он полководец. И… у него явно большие амбиции. ОЧЕНЬ БОЛЬШИЕ. Само наименование той деревушки, в которой он поселился, Новым Римом говорит о многом. Это крайне честолюбивый мужчина. И титул цезаря-соправителя вполне его должен устроить…
Вардан задумался. Предложение было заманчивым, но опасным. Ведь это из правителя дикой северной деревни сложно стать сразу правителем державы ромеев. А являясь младшим соправителем… почему нет? Тем более когда за дело берется такой опасный парень, как этот Василий… Ярослав…
В те годы помнили о древней традиции весьма условно. Как и вообще о старине, от которой до них доходили лишь отголоски, лишь эхо. Но не в данном случае.
Изначально «Цезарь»
[58] не являлся титулом или именем правителей Рима. Это слово было когноменом, то есть родовым прозвищем. То есть, говоря Гай Юлий Цезарь, древние римляне подразумевали, что этого мужчину звали Гай, был он из дома Юлиев, той ее ветви, что получила прозвище Цезарей, то есть «волосатых», так как это слово – именно подобное значение и имело.
