Самое интересное Лыков-Нефедьев услышал в конце. В осторожных выражениях его собеседник сообщил, что нечестные конкуренты водят тесную дружбу с местными илатами. Причем извлекают из этого большую выгоду. Их товары на дорогах никогда не трогают, а вот караваны с материями других фабрик грабят регулярно. Более того, доверенные из «Продаткани» предлагают остальным экспортерам свою защиту! За деньги, разумеется.
На этих словах поручик удивленно посмотрел на купца: шутит он или говорит серьезно? Негоцианты из Петербурга дают гарантии сохранности мануфактуры, и где – в Персии! От кого? От разбойников! Чушь.
Тюфякин понял его взгляд и начал горячиться:
– Думаете, я вру, Николай Алексеевич? Вот святой истинный крест! У самого в голове не укладывается, но дело обстоит именно так. Мы все тут фирамжи, то есть иностранцы. И местные относятся к нам неприязненно и даже враждебно. Особенно ежели ты не магометанского исповедания. Потому персы стараются иметь дело с русскими татарами или, на худой конец, с армянами. Но в «Продаткани» служат такие же, как мы с вами, славянцы. А их илаты держат за своих, дружатся. Как так? Я уж и консулу жаловался: разберитесь, откудова такая любовь между ними? Ведь разбой покрывают. Но толку никакого не добился. Два каравана у меня с весны растащили. Опять эти приходили и предлагали: заплати нам, и мытарства твои кончатся. Я телеграфировал хозяину, Константину Иванычу Маракушеву. Как, мол, быть? Несем убытки. Может, откупиться?
– И что хозяин?
– Запретил. А я так думаю, что зря. Чудные дела творятся в этой Персии, чудные… Вот завтра опять поставка придет, а я опасаюсь. В порту-то мануфактуру выгрузим, там сторожа. А как везти в Решт, уже не знаю. Ограбят, сволочи!
– Но дороги сейчас охраняют наши казаки, – напомнил Николай.
– И что? За всеми не усмотришь. Опять же, станичники – тот еще народец, сами лихоимцы будь здоров.
Под такие разговоры, перемежающиеся с выпивкой, спутники плыли к чужому берегу. Через несколько часов по правую руку показалась сначала еще одна огромная гора – Кифт-хан, а затем и вся зубчатая цепь Талышских гор. К обеду «Гуниб» приблизился к берегу и шел вдоль него. Николай отчетливо видел пирамидальные тополя, песчаные пляжи, пустое шоссе вдоль хребта. Затем среди деревьев появились строения. Илья Иезекиилович сообщил:
– Это Казьян, предместье Энзели. Теперь уж скоро…
Открылась большая заводь, густо забитая маленькими судами – киржимами. Купец и здесь дал пояснение:
– Лиман Мурд-аб, что в переводе с ихнего…
– Мертвая вода, – опередил его поручик.
– Верно, – удивился Тюфякин. – Владеете языками?
– Балакаю немного, – уклончиво ответил Николай. – Отчего же залив так жутко назвали?
– А он мелкий очень, что мешает судоходству. Видите землечерпалки? Третий год власти пытаются углубить фарватер. А река Сефид-Руд тащит и тащит все новые пески. Даже рыба дохнет в гнилостном лимане!
Пароход сбавил скорость и вошел в тесно заставленный кораблями залив. Порт был слева, а город – справа. Торговец указывал на значительные дома и пояснял:
– Самый высокий – это Лианозова. У него главные рыбные концессии. Левее – особняк губернатора Гиляна, ближе – таможня и портовое управление. А вам надо к коменданту? Тогда сворачивайте в Казьян, на выезде увидите дом с зеленой крышей, и конный пикет завсегда рядом стоит. Сами в одиночку в Ардебиль не суйтесь, избави Бог! Шахсевены по пути голову срежут. Пускай комендант даст вам конвой. Или присоединит к какому каравану, там охрана с ружьями. Ну, прощевайте, Николай Алексеевич. Будете в Реште – заходите в гости, там меня всякий знает.
Вооруженный уже некоторыми сведениями поручик нанял расхлябанную персидскую пролетку и поехал в комендатуру русского гарнизона Энзели. Там его принял сотник Терского казачьего войска: рослый, в синей черкеске, кинжал отделан серебром с чернью. Первое, что он спросил, – есть ли у путника винтовка? Лыков-Нефедьев только развел руками:
– Не тащить же ее из Петербурга…
– А вот стоило бы, – в сердцах упрекнул казак. – Устал я уже из своих запасов вас, командированных, вооружать! А без винтовки тут никуда, даже до ветру не советую.
– Я везу секретные пакеты в отряд.
Сотник покосился на аннинский темляк поручика – у него и такого не было – и вздохнул:
– Эх… Ладно. Так и быть. Туда едет мой урядник, Евмений Ахваткин. Он справный казак, надежный, вам будет спокойнее. И мосинку
[86] дам с патронами. Вы, когда прибудете в Ардебиль, вернете мне ее через Евмения. Чай, генерал Фидаров другую подберет.
– Спасибо!
Скоро явился младший урядник, крепкий плечистый парень веселой наружности. Комендант дал ему необходимые распоряжения и убежал. А Лыков-Нефедьев стал собираться в дорогу.
Сразу встал вопрос, как добираться до Ардебиля. Верхом? Урядник не одобрил:
– Здесь лошадь вам больно дорого обойдется. На месте вдвое дешевле, а то и вообще задарма можно словчить!
Николай благоразумно промолчал, что богат, и согласился с аргументацией. Ахваткин предложил:
– Давайте экипаж искать. Штатские, кто туда путь держит, охотно подсадят двух военных. Мы им заместо охраны будем. У вас багажу много?
– Гантеровский чемодан и седельные сумы.
Походный чемодан-кровать конструкции Гантера уже тридцать с лишним лет сопровождал в походах русских офицеров. Вес – всего восемь фунтов, размеры – двенадцать на восемь и на пятнадцать вершков, удобный и вместительный. Нехитрое имущество поручика целиком там поместилось. В седельных сумах находились более интересные вещи: гримерное депо, костюм с принадлежностями армянского торговца и пять тысяч рублей на агентурные расходы. Деньги золотыми пятерками Николаю выдали под расписку в штабе округа.
– Айда, ваше благородие!
Расторопный урядник за четверть часа отыскал возле почтовой станции попутчика. Им оказался тучный перс с красной бородой, в высокой мерлушковой шапке. Он ехал через Ардебиль в Тавриз и, видимо, вез большую сумму наличными. Поэтому охотно согласился посадить в свой тарантас русского офицера. Возница, черный неумытый туземец, сидел на козлах с винтовкой Маузера образца 1898 года. Реалии взбаламученной страны…
Поручик успел даже перекусить в европейском ресторане напротив таможни и прихватил в дорогу хлеб и холодную баранину. В полдень тарантас пустился в путь; Ахваткин скакал сбоку.
От Энзели до Ардебиля меньше ста верст, но это если напрямки. Дорога петляла, пересекая Талышский хребет, и потому растягивалась на двести сорок верст. Когда путники миновали пригороды и вырвались на шоссе, разведчик остановил экипаж, пояснив: ему нужно пристрелять винтовку. Аргумент был весомый, и все безропотно согласились.
Николай подобрал в стороне бук с подходящим дуплом и приладил в дыре серебряный рубль. Отошел от цели на сто шагов, прицелился и выстрелил. К мишени они бежали втроем: возница принял самое живое участие в испытании. Купец остался сидеть в повозке.
