Тем временем освоился на новой должности и Маклаков. В том же феврале из управляющих министерством он был назначен полноценным министром. И сразу вступил в союз с Ванькой Каином – так в Петербурге называли еще одного лыковского недруга, министра юстиции Щегловитова. Не имевший знакомств в столице, Николай Алексеевич спутался с двумя старцами крайне реакционных взглядов, которых зато привечал государь: с генералом Богдановичем и князем Мещерским. От них министр научился презирать Думу и называл ее не иначе как «это учреждение»… Что весьма нравилось царю. Еще Маклаков регулярно напоминал о том, что микадо в Японии одиннадцать раз распускал свой парламент – и ничего! В результате Дума возненавидела министра внутренних дел. Ждать, что реформа полиции пройдет через парламент, теперь уже не приходилось… Но сановникам было на это наплевать, важнее была ласка самодержца.
К началу года Лыков уже достоверно знал, что «иван иванович» проживает в Петербурге под чужим именем. Теперь Иллариона Саввича Рудайтиса звали Сергей Родионович Вырапаев. Купец первой гильдии, крупный пайщик трех мануфактур проживал в собственном доме на углу улиц Большая Колтовская и Корпусная. Особняк имел собственный обширный склад, гараж с тремя грузовыми автомобилями и даже холодильник в подвале. Вырапаев законно занимался торговлей текстилем в больших оборотах. Он часто ездил в Сербию, Грецию, Персию, пользовался кредитом в лучших банках, занимался и благотворительностью. Дворник и сторожа, камердинеры, лакеи, кухарка – все люди были подобраны один к одному. Молчаливые, сытые, сторонились чужих и за барина стояли горой. Лыкову не удалось даже близко подобраться ни к кому из них. О внутреннем осведомлении не могло быть и речи. То же самое произошло с шофферами, приказчиками, кассиром, бухгалтерами и юрисконсультом. Закрытое общество, куда вход с улицы невозможен…
Но Алексей Николаевич не опускал руки. Он решил выследить и схватить ключевую фигуру для незаконной торговли в Персии – отставного пограничника Запрягаева. Паша-паша появлялся в Петербурге раз в месяц, остальное время он пропадал в Закавказье. Лыков поручил своему агенту Суровикову вызнать дату очередного приезда лихого человека. И желательно место проживания.
Адамова Голова поручению снова не обрадовался. У него все складывалось отлично. Обороты от незаконной торговли выросли с тридцати тысяч в месяц до пятидесяти. Деньги лились рекой – и все с ведома полиции. Чем не жизнь? А тут кого-то надо подвести под монастырь. Суровиков попытался напомнить о своих заслугах. Статский советник ответил, что Дурново давно уже частное лицо и заслуги надо подновлять. Особенно если хочешь заколачивать десятки тыщ. В результате агент насупился, но взялся выполнять задание.
Одновременно Лыков окружил наблюдением вывоз товаров из ворот Шлиссельбургской ситценабивной мануфактуры. В одну из ночей были пойманы сразу четырнадцать возов с готовыми тканями. Накладные при них оказались неучтенными, словно ткани взялись из воздуха. Вскоре такие же поимки состоялись на выезде из фабрики «Воронин, Лютш и Чешер», а затем и из Никольской. Петербургская сыскная полиция открыла дело о кражах в больших объемах, появились первые арестованные. Окружение Вырапаева-Рудайтиса всполошилось. И Лыков тут же почувствовал это на себе.
Они с Ольгой Дмитриевной собрались в театр. Выбирали-выбирали и отправились в «Новую комедию» на Выборгскую сторону. Показывали веселый фарс «Семейка на троих», народ смеялся. Супруга сыщика сначала возмущенно фыркала и порывалась уйти, но потом тоже стала хохотать. В антракте статский советник направился в буфет за коньяком. И вдруг увидел в проходе двух крепких ребят уголовной наружности, которым тут было не место. Что за фокусы? Почувствовав недоброе, Алексей Николаевич подошел к окну и глянул на подъезд. Там стояли сразу четверо. А инструкции им раздавал человек, по приметам очень похожий на Запрягаева.
Уже порядком взвинченный – он же с супругой! – Лыков кинулся к другому окну, с видом на запасной выход. Там тоже стояли четверо. И постовой городовой куда-то исчез. Однако… Не медля ни секунды, сыщик направился в кабинет антрепренера. Навстречу вышел корпусный мужчина, светловолосый, с располагающим приветливым лицом:
– Вы ко мне? Что вам угодно? Спектакль наш не понравился?
– Нет, прошу прощения, но мне нужно срочно телефонировать. Могу от вас?
– Увы, – развел руками антрепренер. – Что-то случилось с проводом. Аппарат молчит уже полчаса.
Лыков вынул свой полицейский билет. Собеседник насторожился:
– Полиция? У меня в театре?
– Я статский советник Лыков, чиновник особых поручений Департамента полиции. А вас как звать?
– Коновалов Дмитрий Иванович.
– Что за люди стоят у вас около обоих выходов?
Антрепренер встал у окна и какое-то время разглядывал улицу.
– Не знаю. Вроде бы обычная публика… Что вас насторожило?
– У другого выхода тоже четверо, и еще несколько таких ходят по театру.
Коновалов забеспокоился:
– Этого только не хватало! Едва мы вышли на полные сборы, и тут какой-то скандал? Прошу вас, господин Лыков. Это ваши недоброжелатели? Объяснитесь!
– Дмитрий Иванович, я тут с женой, мне скандал тоже не нужен. Был бы один, другое дело, но… Мне надо выбраться отсюда. Вызовите курьера или пошлите человека в участок с моей запиской.
Коновалов задумался:
– Курьера без эриксона я вызвать не могу. Человека послать – а вдруг его ваши «друзья» перехватят? Хотя… смотря какого человека… Есть у меня один, он куда хочешь пройдет. Давайте так. Вы сочиняйте записку, а я отошлю ее в участок. С пожарным.
– Отличная мысль, – с ходу одобрил статский советник. Он, правда, не понял, почему пожарного никто не остановит, но спорить не стал. Вынул перо и написал на листе бумаги: «Приставу Второго участка Выборгской части капитану Вогаку. Прошу немедленно прислать в театр «Новая комедия» усиленный наряд городовых. Статский советник Лыков».
Антрепренер позвал пожарного. Явился похожий на медведя ухарь с прокуренными усами, в каске и брезентовой робе.
– Ага? – спросил он, высокомерно глядя на сыщика сверху вниз.
– В каком смысле?
– Ну, чево?
– Записку в полицию снести.
– Давай.
Пожарный сунул бумагу в карман, но уходить не спешил. Алексей Николаевич догадался и вложил ему в огромную лапищу полтинник. Строго сказал:
– Выпьешь на обратном пути. А сейчас на всех парах в участок!
Через минуту пожарный вразвалку спустился на панель. Алексей Николаевич с Коноваловым наблюдали за ним из-за шторы. Грубо растолкав фартовых, дядька быстрым шагом удалился. Никому и в голову не пришло остановить его…
– Ждем, – лаконично прокомментировал сыщик.
Антрепренер вынул из стола бутылку «Шустова» и две стопки:
– По маленькой? За искусство!
– За это с удовольствием. Дмитрий Иванович, второй акт уже начался?
