– А чаю нету?
– Эй! Самовар сюда!
Скоро перед сыщиком возникла чайная пара. Он отхлебнул и одобрительно зажмурился: чай был китайский, высшего качества.
– Богато живешь…
Напряженность, что витала в воздухе, стала спадать. Алексей Николаевич огляделся и увидел, что напротив висит очень хороший пейзаж Левитана. Он подошел, рассмотрел: прекрасная работа!
– Много отдал?
– Шесть сотен.
– Уступи мне за тысячу!
Рудайтис фыркнул:
– Обойдешься. Он мне самому нравится.
Они выпили по чашке и стали наконец разговаривать спокойно. «Иван иванович» подступил издалека:
– А сын у тебя цепкий. На сто тысяч меня в Персии нагрел.
Гость мигом взвился:
– Учти: если с ним что случится, тебя живьем зажарят. Не я, так мои товарищи.
– Понимаю, – хохотнул уголовный. – И его, и тебя тронуть – дураком надо быть. Твой Азвестопуло шлепнет меня, как Луку Кайзерова. Еще и наградные получит!
Они налили по второй чашке, и Рудайтис продолжил:
– Все с твоим сыном будет хорошо. Я уже договорился с курдами. Мануфактуру начнут доставлять южным путем, через Луристан и Хузистан. Прямо в английские угодья. На севере, где наши, я сворачиваю операции. И вообще…
Он присмотрелся к гостю и счел нужным пояснить:
– Ученые экономисты назвали бы это так: я осваиваю новые рынки сбыта. Был давеча в Италии, там фартовые много веков правят обществом. Особенно на Сицилии и в прибрежных городах: Ливорно, Неаполе. У них это называется «мафия», «семья». Еще «каморра». Слышал?
Статский советник кивнул. Бандит продолжил:
– Пять веков ребята при делах! Пять веков. А сейчас итальянцы залезли в Абиссинию и Ливию. Там народ голышом ходит. Надо ж их одеть! Поэтому, Алексей Николаич, скажу так: острие моих усилий будет направлено туда. Чуешь?
– Нет. Это все болтовня. Ты за этим меня позвал? Думаешь, я выпью с тобой самовар и разожму зубы?
Рудайтис осерчал:
– Чтобы избавиться от сыщика Лыкова, вовсе не обязательно его убивать. Достаточно принять меры наверху. Например, попросить Мануса. Он мой партнер, у нас тесные деловые отношения. Скажу, что ты мне мешаешь, и готово. Манус пожалуется Распутину, а тот – сам знаешь кому. Царь с царицей давно тебя невзлюбили, им только дай повод. Сейчас в России, чтобы ты знал, все продается и все покупается. У Григория Ефимовича есть такса. И не так уж дорого, кстати! Маклаков не Дурново, он за тебя заступаться не станет. Вылетишь в отставку.
Алексей Николаевич молчал. От шайки Мануса – Распутина его предостерегал еще Гучков-старший в Москве. Угрозы «ивана ивановича» звучали вполне правдоподобно.
– Ну, – вновь заговорил хозяин, – дошло наконец? Давай побеседуем как умные люди. Можем мы оставить друг друга в покое? Я готов.
– Ларион, ты же главный бандит в столице! Как я могу оставить тебя в покое? Это моя служба – ловить таких, как ты.
– Ловить можно по-разному, – рассудительно ответил Рудайтис. – Вот ты заметил, что с моим воцарением в городе стало меньше убийств?
– Неужто твоя работа? – усмехнулся сыщик.
– А чья же еще? – парировал бандит. – Грабежей стало больше, не спорю. А убийств меньше. Потому что я запретил! Везде должен быть порядок. И в фартовом мире тоже, если хочешь знать.
Статский советник обдумывал услышанное. Крови действительно стало литься меньше. Неужели это влияние сидящего перед ним человека? Или тот наводит тень на плетень, доказывает свою полезность?
– Я предлагаю перемирие, – продолжил Шишок. – В Персии, как уже сказано, мои дела скоро сойдут на нет. Обиду я на твоего сына не держу, он исполняет свой долг. Здесь, в Петербурге, вишь ли, я нужен Гучкову. И тем, кто стоит за ним.
Последняя фраза прозвучала особенно двусмысленно. Лыков потребовал объяснений:
– Это что за люди, которые стоят за Александром Ивановичем?
– Революционеры, – со знанием дела пояснил уголовный. – Я им нужен позарез. Точнее, буду нужен, когда созреет революционная ситуация. Из желающих свалить царя очередь выстроится отсюда до Ждановки, так он всем надоел. Военные, капиталисты, пролетарии, интеллигенция, крестьянство, земцы… Рано или поздно дадут ему пинок под зад. Так смекаю. А ты? Собираешься до конца жизни нашему сморчку служить?
Однако здорово тебя Гучков распропагандировал, подумал Алексей Николаевич. И ответил сдержанно:
– Служу я не сморчку, а порядку. Потому что такие, как ты и твои подданные, отнимают у людей имущество, а часто и жизнь. При любой власти так будет.
– Соглашусь, есть вы и мы. И меж нами идет вечная война. Но и на войне установлены правила: не казнить пленных, не стрелять в спину, расплачиваться за реквизиции… Давай договоримся.
Лыков удивился:
– О чем со мной можно договориться? Я не министр внутренних дел и даже не помощник градоначальника.
– А я готов заключить соглашение именно с тобой, – настойчиво повторил «иван иванович». – О перемирии между нами. Обещаю в первую голову не убивать тебя. Уже много! Сам понимаешь: если такой, как я, захочет кого убить, он это сделает.
Сыщик мысленно поежился. Бандит говорил правду.
– Еще обещаю не предпринимать усилий, чтобы отставили тебя от должности. Служи, как считаешь нужным. Такие люди необходимы в государстве, я понимаю.
Лыков надулся:
– Что я должен обещать взамен?
Рудайтис посмотрел в угол, подумал и ответил:
– Да ничего такого особенного мне от тебя, пожалуй, и не нужно. Ты ведь ловишь убийц? Ну и лови. Я сейчас скорее торговец, чем бандит. Есть два условия. Отцепись от Киамутдина Халитова. Он мне полезен в торговых делах.
– А второе условие?
– Не цепляйся лично ко мне. Забудь Лариона Саввича. Умер он.
Пришел черед сыщика задуматься. Он потер лоб и сказал:
– Давай договоримся ещео чем. Когда созреет твоя революция и Гучков даст команду убрать полицию – позови сначала меня. И мы вместе подумаем, как сделать это по возможности без кровопролития.
«Иван иванович» поднялся и протянул статскому советнику руку. Тот, замешкавшись на секунду, пожал ее.
– Довезти тебя до Каменноостровского?
– Хорошо бы. А то я нынче что-то много водки выпил. С чаем вперемешку.
Рудайтис открыл дверь и приказал ждавшим там парням:
– Доставить господина Лыкова, куда он скажет. И чтоб вежливо!
Потом обратился к гостю:
– Значит, я говорю Гучкову, что мы заключили соглашение?
– Да.
