Мы еще дважды встречались в октябре в знакомой обстановке оманского пляжного клуба. Главным источником недовольства иранцев оставался вопрос об ослаблении санкций. Мы твердо стояли на своем, предлагая разморозить на полгода лишь примерно $4 млрд – значительно меньше, чем иранцы, которые добивались размораживания всех $18 млрд. Кроме того, у нас были серьезные расхождения в вопросе об ограничении работы предприятия по производству тяжелой воды в Эраке, а также по формулировкам в пункте о «праве» иранцев на обогащение ядерного сырья. Стремясь учесть некоторые главные источники беспокойства, на которые указывали критики процесса в формате «Шестерки», мы (с некоторым опозданием) начали настаивать на замораживании не только установки, но и производства новых центрифуг. Это вывело Арагчи из себя.
– Что еще вы от нас потребуете?! – вскричал он с явным раздражением.
Мы подробно обсудили с иранцами, как вести себя на новой встрече в формате «Группы 5 + 1», которая должна была состояться в Женеве в середине октября, в разгар наших переговоров по секретному каналу в расширенном составе в том же месяце. Мы понимали, что приближаемся к точке, в которой два процесса сольются, но мы уже добились поразительных успехов на секретных двусторонних переговорах и считали, что важно посмотреть, как далеко мы продвинемся к концу октября. Арагчи предложил сделать на встрече в Женеве общую презентацию от имени Ирана и обрисовать общие контуры подхода, включающего два этапа, в том числе заключение временного и всеобъемлющего соглашения. Иранцы не станут останавливаться на деталях, по которым мы достигли предварительной договоренности, а также на положениях, по которым сохраняются разногласия, – они представят лишь общую структуру процесса. К моменту окончания напряженного двухдневного (26–27 октября) раунда переговоров по секретному каналу у нас был проект документа. В нем еще было пять или шесть спорных формулировок, но в целом он уже был похож на серьезный шаг вперед после многих лет пробуксовок в решении иранской ядерной проблемы. На встрече с султаном Кабусом, состоявшейся непосредственно перед тем, как мы вылетели домой из Маската, я еще раз поблагодарил его за все усилия по организации работы канала.
– Дело близится к концу, – заверил я его.
* * *
Президент был доволен достигнутым нами прогрессом, но со свойственной юристам осторожностью хотел, чтобы мы «держали рот на замке». Мы были искренне удивлены тем, что нам удалось проделать такой долгий путь за такое короткое время. Столь же сильно мы были удивлены тем, что в течение всех восьми раундов переговоров нам удавалось сохранять секретность канала. Мы понимали, что это не может продолжаться долго, учитывая, что по меньшей мере два журналиста уже сопоставили кое-какие факты.
Новый раунд переговоров в формате «Группы 5 + 1» под руководством Верховного представителя ЕС по иностранным делам и политике безопасности Кэти Эштон должен был начаться 7 ноября в Женеве. Мы с Венди Шерман, присоединившейся к нашей делегации на переговорах по секретному каналу в конце октября в Омане (ее исключительный профессионализм делал ее единственно возможным кандидатом на пост заместителя госсекретаря по политическим вопросам и, соответственно, руководителя нашей делегации на переговорах в формате «Шестерки», которые я вскоре собирался оставить), сказали иранцам, что сообщим нашим партнерам по «Группе 5 + 1» о наших прямых двусторонних встречах перед ноябрьской сессией. Они немного занервничали, но поняли, что время пришло. Мы наметили еще один раунд переговоров по секретному каналу на 5–7 ноября, чтобы посмотреть, не удастся ли удалить еще несколько скобок в тексте чернового проекта соглашения перед тем, как мы представим его партнерам по «Шестерке» в качестве основы для ускорения заключения временного соглашения.
Перед Венди стояла незавидная задача: проинформировать наших коллег по «Группе 5 + 1» об усилиях, предпринятых нами на переговорах по секретному каналу. Мы долго спорили о том, когда именно следует рассказать о них нашим ближайшим союзникам. Я буквально разрывался: с одной стороны, будучи заместителем госсекретаря, я не один год проработал с коллегами по «Шестерке» и, кроме того, вполне понимал обоснованное беспокойство израильтян и наших партнеров из числа стран Персидского залива, а с другой стороны, отлично понимал, как опасна утечка информации и преждевременная огласка. Осенью 2013 г. Белый дом склонялся к тому, чтобы сохранять информацию в секрете как можно дольше, но к концу октября для этого уже не было никаких серьезных оснований.
Венди рассказала о наших усилиях и важнейших договоренностях и разногласиях с иранцами Кэти Эштон, которая, как и все мы, понимала важность двусторонних переговоров между США и Ираном, а затем и другим нашим партнерам по «Группе 5 + 1». Некоторые из них не очень удивились. У британского правительства, например, были свои превосходные источники в Омане, и в целом оно было осведомлено о наших успехах. В конце сентября Обама поделился информацией с премьер-министром Израиля Нетаньяху во время разговора один на один в Белом доме. Тот тоже не очень удивился – у израильтян тоже были свои источники в регионе, но воспринял новость не так спокойно, как британцы. Он считал наш секретный канал предательством.
5 ноября мы встретились с иранцами в женевском отеле Mandarin – подальше от отеля InterContinental, где через несколько дней должен был проходить очередной раунд переговоров в формате «Группы 5 + 1». Президент Обама и госсекретарь Керри велели нам в последний раз попытаться усовершенствовать черновой проект текста соглашения, который теперь деликатно именовался «Проект совместного рабочего документа». Мы немного продвинулись вперед по формулировке положения о «приостановке работы» предприятия в Эраке, но в этом пункте также был текст в скобках. В определении деталей замораживания завода по обогащению ядерного сырья в Нетензе и предприятия «Фордо», а также конверсии и ликвидации существующих запасов высокообогащенного (20%) урана мы продвинулись совсем незначительно. Мы почти достигли взаимопонимания в вопросе об ответном ослаблении санкций, договорившись о размораживании примерно $4 млрд иранских активов в течение полугода, предложенном нами в начале переговоров по секретному каналу. Мы также пришли к согласию относительно беспрецедентной процедуры проверок соблюдения иранцами своих обязательств и мер контроля, создав прочную основу для более строгих мер в рамках будущего всеобъемлющего соглашения. В итоге в черновом проекте текста соглашения, подготовленного нами с Тахт-Раванчи и Арагчи (четыре с половиной страницы, напечатанных через один интервал) осталось три или четыре спорные формулировки, которые нам предстояло доработать.
При ознакомлении партнеров по «Группе 5 + 1» с проектом документа имел место ряд неприятных моментов, что, видимо, было неизбежно. Наши успехи весьма впечатлили некоторых из наших европейских коллег, но они были недовольны тем, что их держали в неведении. Кэти Эштон проделала огромную работу, чтобы «Шестерка» сосредоточилась на возможностях, открываемых проектом документа. Зариф уже прибыл в Женеву и был готов выступить от имени иранской команды. Джон Керри прилетел 8 ноября. В ближайшее время должен был прибыть министр иностранных дел Франции Лоран Фабиус, который, помимо своего выдающегося галльского эго, немного задетого сокрытием информации о секретном канале, привез с собой и ценные соображения о том, как доработать спорные формулировки, особенно по предприятию в Эраке. Сергей Лавров и другие министры иностранных дел также вылетели в Женеву.
