Невнимание президента Трампа к Африке и Латинской Америке – это глупость, поскольку в силу демографических тенденций, множества факторов нестабильности и потенциальных возможностей в этих регионах их стратегическое значение для Соединенных Штатов растет. Антипатия Трампа к многосторонним соглашениям и международным организациям поставит его преемников перед лицом невероятно сложной задачи восстановления этих институтов, особенно учитывая, что многие из них и так давно нуждаются в обновлении и адаптации к новым условиям. Отказ от Транстихоокеанского партнерства – это историческая ошибка. При соответствующих усилиях в Европе нам, возможно, удалось бы поднять две трети мировой экономики до уровня, отвечающего высоким стандартам и требованиям, принятым в американской экономической системе; со временем обеспечить вступление развивающихся рынков в члены этого клуба и повлиять на формирование курса Китая и его готовность к реформам. Все это отнюдь не означало бы отказа от усилий, нацеленных на выработку справедливых, взаимовыгодных условий торговых соглашений и смягчение их воздействия на важнейшие сектора нашей экономики и рынок труда. В любом случае отказ от несовершенных соглашений вряд ли можно считать более удачным подходом, чем попытки постепенно исправить их недостатки.
Выход Трампа из Парижского соглашения по климату и демонстративный отказ от международных обязательств США, касающихся миграции и беженцев, имели самые разрушительные последствия. Они усилили недоверие к мотивам американской политики и посеяли сомнения в нашей надежности. Руководство нашей страны полностью игнорировало лидирующую роль США в решении множества проблем, связанных с ускоряющимся технологическим развитием, – от киберугроз до последствий быстрого прогресса в области создания искусственного интеллекта, – которые, возможно, в XXI в. полностью изменят характер геополитического соперничества, как промышленная революция изменила его в XIX и XX вв. В меняющейся конфигурации центров силы американские ресурсы уже не так значимы, а влияние США не так ощутимо, как 10 лет назад, тем более что они подверглись разрушительному воздействию политики администрации Трампа. Тем не менее в решении всех вышеперечисленных проблем Соединенные Штаты по-прежнему могут играть ведущую роль, и ключевое значение для их успеха в этой роли имеет качество нашей дипломатии.
* * *
– О боже, это конец дипломатии! – воскликнул лорд Палмерстон, британский министр иностранных дел, полтора века назад, когда ему вручили первую телеграмму.
Это был не первый раз, когда казалось, что дипломатии приходит конец, и далеко не последний. Сегодня, когда близится к концу второе десятилетие XXI в., представление об американской дипломатии как о первоочередном инструменте воздействия может показаться устаревшим, даже немного наивным, – как старинное ремесло часовщика в мире современных умных часов.
Доказывать практическую значимость дипломатии непросто. В последние годы много говорят о «жесткой силе», «мягкой силе» и «умной силе». В этом смысле дипломатию можно назвать «невидимой силой». Дипломатия – это чаще незаметная, скрытая от посторонних глаз работа, нацеленная на создание альянсов, выкручивание рук противникам, смягчение разногласий, а также долгосрочное инвестирование в развитие отношений и обществ. Дипломатическая работа редко приводит к громким победам, о которых узнает весь мир. Выгоды, которые она дает, подсчитать нелегко. О предотвращенных кризисах трубят не так громко, как о триумфах на поле боя. Снижение потребительских цен в результате заключения торговых соглашений нельзя пощупать, оно происходит не так заметно, как закрытие завода. Профилактические меры, которыми заняты большинство дипломатов, не столь зрелищны, как драматические военные хирургические операции. Однако в разворачивающуюся новую эру отсутствия порядка значение «невидимой силы» американской дипломатии становится как никогда серьезным
[159].
Не существует волшебного зелья, способного вдохнуть жизнь в американскую дипломатию, но сделать это можно, решив по меньшей три задачи. Во-первых, необходимо поддержать основные функции дипломатии и профессиональные качества дипломатов, от которых по-прежнему зависит ее успех. Во-вторых, следует адаптировать методы дипломатической работы к новым вызовам. В-третьих, нужно обновить пакт между дипломатией и американским обществом, не слишком уверенным в целесообразности и значимости лидирующей роли Америки.
Все годы, что я работал в дипломатической службе Госдепартамента, мы пытались решать эти задачи. Чаще всего нам это не удавалось. Убаюканные благоприятной международной обстановкой, сложившейся после окончания холодной войны, и нашим неоспоримым превосходством в однополярном мире, мы впали в самодовольство, что привело к атрофии главной «мышцы» дипломатии – ее способности умасливать, убеждать, запугивать, угрожать и подталкивать правительства и политических лидеров зарубежных стран к действиям, отвечающим нашим интересам и ценностям. Пережив землетрясение 11 сентября 2001 г. и последующие толчки, мы вступили в длительный период стратегической и тактической растерянности. Стабилизация, карательные операции, противостояние насилию, экстремизму и всем темным силам, получившим широкое распространение в эпоху кардинального изменения мирового порядка, оказались ложными ориентирами для адаптации американской дипломатии к реалиям нового мира. Мы преувеличивали роль дипломатов как «социальных работников» и недооценивали их главную функцию – налаживание нормальных отношений с другими государствами, будь то друзья и единомышленники или соперники и заклятые враги.
Даже в условиях сокращения финансирования Госдепартамента и ослабления его сравнительного влияния мы простирали наши дипломатические крылья все дальше и дальше, хватаясь за проблемы и задачи, для решения и выполнения которых, пускай даже частичного, у нас не было ни достаточных экспертных знаний, ни возможностей. Ситуация усугублялась тем, что мы не сумели привлечь экспертов и проявить оперативность, необходимую для противостояния все более серьезным вызовам нового века – от технологической революции до изменения климата. Сочетание этих факторов постоянно затрудняло возможность демонстрации влияния и полезности американской дипломатии в лучших ее проявлениях, причем именно в тот момент, когда это было более всего необходимо и когда наша политическая база внутри страны, имеющая ключевое значение для лидерства США за рубежом, оказалась в состоянии коллапса.
* * *
Современные ключевые функции и профессиональные качества дипломатов в принципе не отличаются от функций и качеств дипломатов прошлого. Джордж Кеннан и Джордж Шульц сравнивали дипломатов с садовниками, усердно ухаживающими за «растениями» – партнерами и возможностями и постоянно занятыми подрезкой, прополкой и пересадкой «деревьев» – проблем. Это несколько прозаическое сравнение, возможно, не годится для рекламного плаката в отделе кадров, но оно и по сей день остается достаточно точным.
Дипломатов также сравнивают с дирижерами и организаторами. При исполнении музыкальных произведений дирижер обеспечивает гармоничное звучание всех инструментов оркестра. Добиваясь стратегических целей в области внешней политики, дипломаты обеспечивают гармоничное «звучание» всех инструментов американского влияния на другие государства – и мягкую силу идей, культуры и народной дипломатии; и экономические стимулы в сочетании с санкциями; и сбор информации и секретные операции; и военную помощь или угрозу применения силы. В то же время дипломаты – классические организаторы: они управляют рычагами американского влияния; создают международные союзы; наводят мосты, соединяющие их с соперниками. Джим Бейкер выполнял все эти функции, помогая Джорджу Бушу – старшему создавать коалицию для проведения операции «Буря в пустыне»; правда, он был скорее не садовником, а пастухом, пытающимся пасти стаю геополитических «кошек». Будучи по своей природе истинным «политическим животным», он инстинктивно понимал, как важно «помнить о базе» – не забывать, что международная поддержка значительно усиливает американское влияние.
