Для грамотной адаптации к реалиям современного мира и обстановке, в которой принимаются политические решения, дипломаты должны быть более надежно защищены от физических рисков. Дипломатия – опасная профессия. Риски были всегда – в этом нетрудно убедиться, взглянув на стены в холле Госдепартамента, где висят длинные списки имен дипломатов, погибших за рубежом при исполнении своих обязанностей. Только в 1970-е гг. на своих постах были убиты четыре американских посла. В конце десятилетия были взяты в заложники все сотрудники посольства в Тегеране. После взрыва нашего посольства в Бейруте в начале 1980-х гг. и особенно последующего нападения на посольство в Восточной Африке в 1998 г. здания американских дипломатических представительств начали строить в соответствии со строгими техническими стандартами, фактически превращавшими их в подобие крепости. За два последних десятилетия расходы на обеспечение безопасности дипломатов увеличились почти на 1000%
[165].
В последние годы управлять физическими рисками становится все труднее, поскольку политические решения становятся все более опасными для дипломатов, а из-за отсутствия политической воли внутри США они часто остаются без защиты и поддержки. Поскольку в Конгрессе многие либо демонстрируют пренебрежение к дипломатии, либо пытаются сделать из нее козла отпущения, обвиняя во всех внешнеполитических провалах, Госдепартамент стал вести себя более осторожно, стремясь избегать рисков. Как, однако, отлично понимал Крис Стивенс, попытки свести к нулю угрозу безопасности в дипломатии могут означать нулевые шансы на ее успех. Мы должны изучать и учитывать трагические уроки Бенгази и принимать все разумные меры безопасности, но мы не можем делать нашу работу, не выходя из здания посольства.
* * *
Что нам сейчас совершенно необходимо – наряду с совершенствованием профессиональных навыков дипломатов и их адаптацией к новым реалиям, – так это новый пакт с гражданами страны, то есть разделяемое большинством населения понимание целей США на международной арене и взаимосвязи между разумным использованием лидирующей роли США в мире и интересами среднего класса внутри страны.
В те времена, когда я был молодым дипломатом, Джордж Шульц имел обыкновение приглашать отбывающих за границу американских послов к себе в кабинет для прощальной беседы. Он подходил к большому глобусу, стоящему у его стола (за которым много лет спустя сидел я, когда стал первым заместителем госсекретаря), и просил каждого посла показать, где находится «его страна». Каждый раз послы указывали на страну своего назначения. Шульц мягко передвигал их пальцы на Соединенные Штаты, ясно давая понять: дипломаты прежде всего должны помнить, чьи интересы они представляют и гражданами какого государства являются. Неплохой урок, который был бы полезен и сегодня.
Как наглядно показали американские президентские выборы 2016 г., на скамьях храма американского глобального лидерства все больше свободных мест. Те, кто находится внутри внешнеполитического «пузыря», продолжают без устали проповедовать свою «благую весть», но чаще всего им никого не удается убедить, да и сами они не слишком уверены в своей правоте. Настало время честно проанализировать ситуацию и совместными усилиями упрочить связь между нашей дипломатией и потребностями и ожиданиями американцев.
Эта задача не нова. Важнейший, хотя и реже других цитируемый, пассаж «Длинной телеграммы» Кеннана находится в самом ее конце. После блестящего анализа исходных предпосылок внешнеполитического курса СССР и изложения доводов в пользу ядерного сдерживания, в конце своего послания, содержащего 5300 слов, Кеннан тратит несколько десятков слов, чтобы подчеркнуть: ключевым фактором успеха является «точка, в которой внутренняя политика встречается с внешней», имея в виду сочетание гибкости и упругости нашего общества и дисциплинированного, в основе своей позитивного подхода к участию США в международных отношениях.
Все четыре последние администрации, приступая к работе, делали упор на «сплочении нации» и строгом соблюдении международных обязательств. Госсекретари, столь же различающиеся и по предшествующему опыту, и по стилю руководства, как Генри Киссинджер и Джим Бейкер, в целом разделяли представление о критической значимости взаимодействия с американским обществом и постоянно обновляемого работающего пакта между дипломатией и гражданами США. В последние два года своей работы на посту госсекретаря Киссинджер потратил немало времени, выступая с серией из 12 речей, обращенных «к великому сердцу страны» – Америке за пределами Вашингтона, в которых он выступал за продуманное участие в международных отношениях ради укрепления безопасности и процветания США. Бейкер понимал, что внутренняя политика является столь же важным элементом успешной дипломатии, как и геополитика. Все преемники Киссинджера и Бейкера в какой-то момент подчеркивали тесную связь между экономической и национальной безопасностью. В меморандуме, подготовленном в связи с передачей дел администрации Клинтона, мы предупреждали, что новой администрации придется «потратить немало времени и сил, убеждая американцев в том, что внешняя политика тесно связана с внутренней. Сейчас лишь немногие готовы считать эту связь само собой разумеющейся»
[166].
Проблема состояла в том, что каждая новая администрации обычно говорила одно, а делала другое. Мы принимали на себя все больше глобальных обязательств и рисков, требующих от американцев все больше денег и жертв и не приносящих явных и прямых выгод. Если бы в Вашингтоне вдруг приземлились марсиане, они бы обнаружили, что мы уже почти два десятилетия воюем в Афганистане – несмотря на множество проблем в других регионах мира и турбулентность у себя дома. Пожалуй, гости с Марса немедленно вернулись бы на свой космический корабль и отправились искать другую, более разумную планету. Большинство американцев испытывают недоверие и возмущение в связи с тем, где и как мы проливали нашу кровь и тратили наши богатства в последние десятилетия.
В результате убеждать американцев в том, что дипломатия должна стать первоочередным инструментом воздействия, ключевым фактором успеха Америки, способным в будущем играть ведущую роль в мире, становится все труднее. Тем не менее основные направления нашей «битвы за дипломатию» просты и понятны. Отправной точкой должны стать честность и открытость в отношении целей и пределов внешнеполитической активности США. Необходимо откровенно делиться с американцами трудностями, с которыми мы сталкиваемся, и рассказывать им о решениях, которые принимаем, не пытаясь рядить наши действия в старые лохмотья доморощенной концепции исключительности США или фанатичной приверженности борьбе с внешними угрозами. А самый надежный способ сделать наши аргументы в пользу возрождения американской дипломатии неубедительными – много обещать и мало делать.
Другое направление работы – демонстрировать американцам, что дипломатия и влияние на мировой арене в такой же степени нацелены на поддержку и ускорение внутреннего обновления, как и на укрепление мирового порядка. Это не значит, что мы должны становиться на позицию ограниченного меркантилизма, учась «искусству заключать сделки». Это значит, что дипломатия должна обеспечивать американскому среднему классу условия, позволяющие ему успешно конкурировать в мире гиперконкуренции, и что мы должны строить открытые и равноправные торговые системы, не уклоняясь от привлечения к ответу тех, кто нарушает правила игры.
