Наша задача состоит в том, чтобы наглядно показывать тесную связь между разумной внешнеполитической активностью и успехами внутри страны. Активно поддерживая крупнейшие международные торговые соглашения – такие, например, как поставки в Россию лайнеров Boeing на сумму $4 млрд более 10 лет назад, – Госдепартамент часто забывает напомнить о том, что именно благодаря успехам дипломатии во многих больших и малых американских городах появляются тысячи новых рабочих мест. Кроме того, при этом открывается все больше возможностей работы в тесном сотрудничестве с американскими губернаторами и мэрами, многие из которых все сильнее стремятся продвигать внешнюю торговлю и зарубежные инвестиции.
Работающий пакт между дипломатией и гражданами США требует оздоровления отношений с Конгрессом. За редкими исключениями, конгрессмены не считают пропаганду дипломатии политическим активом. В отличие от них, у Госдепартамента нет ни военных баз, ни оборонных заводов в штатах и округах, и среди его 70 000 сотрудников сравнительно немного избирателей, учитывая, что большинство наших служащих – граждане иностранных государств, нанимаемые нашими представительствами за границей.
Отношение членов Конгресса к дипломатам в основном амбивалентно, хотя, возможно, среди них найдется и горстка разделяющих неприкрытую враждебность Отто Пассмана, легендарного послевоенного конгрессмена из Луизианы. «Сынок, – сказал Пассман одному из сотрудников Госдепартамента лет 40 назад, – я не пью и не курю. Единственное доступное мне удовольствие в жизни – пинать американскую программу помощи иностранным государствам»
[167].
Я никогда не имел удовольствия общаться с Пассманом. Большинство моих встреч в Конгрессе проходило в позитивном ключе (неприятным исключением были лишь слушания по Бенгази в 2012–2013 гг.; этот глубоко политизированный балаган имел целью не столько объективный анализ произошедшей трагедии, сколько межпартийные разборки). Как дипломату в течение почти двух десятилетий мне не раз приходилось давать свидетельские показания в комитетах Конгресса, и я, хотя и не испытывал от этого особого восторга, понимал важность этих слушаний.
Как и мои старшие коллеги по Госдепартаменту, я нередко неофициально делился с конгрессменами информацией. Будучи послом в Аммане после смерти короля Хусейна, я регулярно летал в Вашингтон, чтобы лоббировать увеличение финансовой помощи Иордании и поддержку двустороннего соглашения о свободной торговле. Эти поездки всегда приносили немалые дивиденды, и я видел, что послы, прилетающие из стран, где они работали, пользуются доверием конгрессменов и их помощников. Этому способствовало, в частности, еще и то, что сами конгрессмены нечасто ездили за границу, причем на протяжении последнего десятилетия моей работы в администрации это случалось все реже и реже. Исключение составляли лишь немногие самые активные из них, например, сенатор Джон Маккейн.
Однако по сравнению с Пентагоном и ЦРУ Госдепартамент в целом менее настойчиво и последовательно излагал свои доводы на Капитолии. В министерстве обороны и ЦРУ прочесыванием кулуаров Конгресса занимался целый штат сотрудников. Они использовали любую возможность поделиться информацией или ответить на вопросы. Госдепартамент занимал более осторожную, отстраненную позицию, его поведение было реактивным, а параноидальная боязнь совершить какую-либо оплошность заставляла предостерегать молодых дипломатов от контактов с сотрудниками аппарата Конгресса. Выстраивать более плодотворные отношения с Капитолием сейчас намного сложнее, это требует больше усилий, чем тогда, когда я поступал в дипломатическую службу Госдепартамента. В то время продвижение законов и потоки финансовых ресурсов зависели от сравнительно небольшого числа самых влиятельных конгрессменов и председателей комитетов. Сегодня власть у нас, как и в мире в целом, становится значительно более размытой, но тем важнее для нас поддержка Конгресса.
Новый пакт между дипломатией и обществом включает ряд взаимных обязательств законодательной и исполнительной власти. Госдепартамент и исполнительная власть в целом должны провести серьезную реформу, оптимизировать организационную структуру, модернизировать коммуникации, добиться разумного, сбалансированного финансирования дипломатического ведомства и органов национальной безопасности, а также договориться о распределении соответствующих функций. В ответ Конгресс должен улучшить ресурсное обеспечение дипломатии, проявлять больше гибкости при формировании бюджетов и максимизировать эффективность расходов. Такие партнерские отношения станут возможными только в том случае, если они будут элементом более широкого пакта с гражданами США, способного вернуть им веру как в мудрость американского руководства, так и в значимость и практическую ценность дипломатии.
* * *
Более 100 лет назад, когда Америка начала быстро подниматься на уровень мировой державы, Тедди Рузвельт, выступая на ярмарке штата Миннесота, напомнил старую пословицу: «Говори мягко, но держи в руках большую дубинку, и ты далеко пойдешь». Он говорил не об агрессии, а о сбалансированном использовании силы и дипломатии, учитывая, что Соединенные Штаты входили в сложный и конкурентный мир. Рузвельт ясно видел взаимозависимость ценности силы и дипломатии и необходимость мудро вкладывать капитал и в то и в другое, чтобы и мягкая речь, и дубинка максимально эффективно служили интересам Америки. Успехи США на мировой арене в следующем веке не удивили бы его, но для него не стали бы сюрпризом и некоторые наши серьезные провалы, случившиеся вследствие нарушения баланса между силой и дипломатией.
Разумеется, мы должны быть уверены, что большая дубинка наших вооруженных сил более внушительна, чем чья-либо еще, и что этот инструмент воздействия надежен и обладает достаточной мощью. Но большая дубинка способна служить нашей главной опорой лишь до определенного момента, поэтому необходимо срочно обновить наш первоочередной инструмент воздействия – дипломатию. Ценность этого инструмента в мире, где США утратили свое неоспоримое превосходство, только растет, а неумение им пользоваться может привести к тому, что в изоляции останутся США, а вовсе не наши конкуренты. Сознательное пренебрежение дипломатией уже нанесло нам непоправимый ущерб, и чем раньше мы сменим курс, тем лучше.
Но это легче сказать, чем сделать. Хотя американские дипломаты могут предложить многое, чтобы доказать свою нужность и полезность, они в конечном счете зависят от мудрости руководителей в Белом доме и Конгрессе, чьи политические и ресурсные решения должны создать условия для раскрытия потенциала американской дипломатии.
К счастью, у нас есть немало причин оценивать потенциал американской дипломатии оптимистически. Как я надеялся показать на страницах этой книги, дипломатия – благородная профессия, дипломаты – хорошие люди и решают они правильные задачи. Можно вспомнить еще одно известное высказывание Тедди Рузвельта: «Самая большая удача в жизни – возможность заниматься делом, которое считаешь нужным». В этом смысле мой долгий опыт дипломатической работы можно считать редкостной удачей. Хотя в эпоху Трампа это может показаться не столь очевидным, опыт следующего поколения дипломатов может стать столь же положительным. В данный момент имидж государственной службы сильно пострадал, уважение к ней подорвано, но наша профессия никогда еще не была столь значима с точки зрения защиты интересов американцев как внутри страны, так и за ее пределами.