Президент Клинтон сразу понял, как это важно. В своем выступлении в апреле 1993 г. он заявил: «Если реформы в России будут свернуты, то есть, если она вернется к авторитаризму, распадется и погрузится в хаос, мы столкнемся с серьезной угрозой. Мир не справится с теми же процессами, что и в бывшей Югославии, но в масштабах такой огромной страны, как Россия»
[21]. Несмотря на различия в возрасте и политической культуре, а также на все перипетии американо-российских отношений 1990-х гг., Клинтона и Ельцина связывали удивительно теплые отношения. Эти президенты были высокого роста и крепкого сложения, оба прошли трудный путь к власти, не имея врожденных привилегий. Обоим выпало править в нелегкое смутное время. Строуб Тэлботт, опытный специалист по России и бывший сосед Клинтона по комнате в студенческом общежитии в Оксфорде, называл президента США «главной опорой России в американском правительстве»
[22]. Для Клинтона отношения с Россией и ее чудаковатым президентом всегда оставались одним из важнейших приоритетов, а Тэлботт занимался текущими вопросами в этой области в качестве главы вновь созданного Бюро Госдепартамента
[23], отвечающего за политику в отношении России и других новых независимых государств – бывших советских республик.
Тэлботт и его российский коллега заместитель министра иностранных дел Георгий Мамедов умели преодолевать бюрократические и политические препоны. При этом оба они отлично понимали, насколько ограничены возможности другой стороны. Совместными усилиями им удалось создать тщательно выверенную архитектуру механизмов сотрудничества между США и Россией, нацеленную на упрочение партнерских отношений между двумя странами на основе если не реального, то хотя бы номинального равноправия. Движущей силой этого механизма была Комиссия «Гор – Черномырдин», возглавляемая вице-президентом Гором и премьер-министром Виктором Черномырдиным. Ее задачей было развитие межправительственных связей между Россией и США на постоянной основе. Первая, инаугурационная, сессия комиссии состоялась в сентябре 1993 г. в Вашингтоне. В дальнейшем заседания проходили дважды в год, попеременно в России и США. Комиссия росла, со временем в ее составе насчитывалось уже восемь различных комитетов, каждый из которых возглавляли сотрудники либо руководители ведомств, соответственно, с американской и российской стороны. Работа комиссии внесла весомый вклад в укрепление сотрудничества между Россией и США по широкому кругу вопросов – от проблем окружающей среды до космоса. Между Гором и Черномырдиным установились тесные рабочие отношения. Они были совершенно разными людьми – молодой амбициозный политик из Теннесси, любитель вдаваться в технические детали, и немолодой аппаратчик, известный весьма оригинальной манерой выражать свои мысли. Тем не менее их неформальные беседы на полях заседаний комиссии часто оказывались очень продуктивными, и Черномырдин постепенно завоевал на Западе репутацию надежного делового партнера – во всяком случае по меркам старой советской школы.
Постсоветский переходный период нанес всем механизмам международного сотрудничества России серьезный и трудновосполнимый ущерб. Интерес к России в мире существенно ослабел, система международных связей разрушилась. Лидеры зарубежных стран демонстрировали все меньше стремления к встречам с российским руководством и не спешили с визитами в Москву. Чем хуже становилось состояние здоровья президента, чем больше падало его политическое влияние и чем меньше внимания уделялось ему и его стране, тем сильнее Ельцин стремился воспользоваться случаем и доказать, что еще способен на решительные действия, на политический шаг, который мог бы объединить Россию. Явным поводом для этого была необходимость восстановления авторитета Москвы в отбившихся от рук российских регионах, и прежде всего в самом строптивом и дерзком из них – Чечне. Это была соблазнительная цель. Учитывая историю чеченского сопротивления России, пробуждающую в русской душе самые неприятные и страшные воспоминания, Чечня, по мнению Ельцина, в тот момент как нельзя лучше подходила для использования политики сильной руки. В 1994 г. напряженность в Чечне и вокруг нее начала нарастать, и наше посольство сообщило в Вашингтон о знаках замаячившей на горизонте опасности. Мы писали: «Ельцину пока никак не удается окончательно договориться с политиками в регионах. Один неверный шаг в Чечне, одном из самых непокорных регионов, – и будет разрушено практически все, что было сделано ранее в этом направлении»
[24]. Этот неверный шаг не заставил себя ждать.
* * *
Все годы, что я работал в России, меня живо интересовал Северный Кавказ. В разное время я побывал в каждой из пяти автономных республик этого региона, которые в XIX в. постепенно вошли в состав растущей и набирающей мощь Российской империи. Силуэты заснеженных пиков Кавказских гор, вырисовывающиеся на юге, дикая красота природы – ничего подобного я не встречал больше нигде на бескрайних российских просторах. Здесь проживали в основном мусульмане, по большей части бедные. Это был один из немногих регионов России, где численность населения продолжала расти. Как и вообще все горцы, кавказцы не отличались покорностью.
Самым непокорным народом – во всяком случае по мнению русских – были чеченцы. В XIX в. они почти 50 лет упорно боролись за независимость, сражаясь с царской Россией. Во время Второй мировой войны, опасаясь, что чеченцы станут на сторону нацистских захватчиков, Сталин безжалостно депортировал из Чечни практически все население – около 400 000 мужчин, женщин и детей – в Казахстан. Эти люди смогли вернуться на родину только лет через 10 после войны. К старым обидам на Россию, уходящим корнями в историю, добавились новые. Когда Советский Союз распался, а Москве, занятой борьбой за реформы, стало не до регионов, Чечня оказалась предоставленной самой себе. В республике начали назревать сепаратистские настроения. Народ был готов поддержать безудержные амбиции своего первого избранного президента Джохара Дудаева, в недавнем прошлом советского генерал-майора ВВС. Непредсказуемый и заносчивый Дудаев то объявлял республику квазинезависимым государством, то опровергал собственные заявления, называя себя патриотом России. Он вел себя скорее как главарь шайки головорезов, чем как революционер, и правил, манипулируя влиятельными чеченскими кланами и опираясь на многочисленные созданные им преступные группировки.
На самом деле в начале 1990-х гг. в Чечне происходило почти то же самое, что и во многих других регионах России, – разве что масштабы беззакония были более значительными. Вместе с тем по существу Чечня по-прежнему оставалась частью Российской Федерации. Российско-чеченская граница была открыта, из республики свободно текли в Россию нефть и газ, а скудные пенсии чеченским пенсионерам выплачивались из федерального бюджета. Популярность Дудаева в республике вскоре начала падать. Его головорезы были заняты исключительно самообогащением, местные органы власти постепенно атрофировались. Демонстративное неповиновение Дудаева раздражало Ельцина, постоянно напоминая ему о собственной неспособности утвердить свою власть. Столкновение таких одинаково самолюбивых, импульсивных и не склонных к компромиссу лидеров, как Ельцин и Дудаев, не могло не привести к самым трагическим последствиям
[25]. До обоих доходили оскорбительные заявления другой стороны, оба обвиняли друг друга во всех грехах. Дудаев упирал на то, что русские десятилетиями ущемляли права чеченского народа, а Ельцин эксплуатировал распространенное в народе представление о чеченцах как о заклятых врагах русских.
