Оглядываясь назад, можно сказать, что некоторые риски мы даже преуменьшили. В частности, недооценили скорость, с которой кровопролитные столкновения между суннитами и шиитами в Ираке после Саддама выльются в масштабный конфликт на религиозной почве в регионе. В то же время некоторые риски мы, напротив, преувеличили, – в частности, риск применения Саддамом химического оружия. И все же мы постарались честно сформулировать нашу озабоченность происходящим, использовав собственный коллективный опыт, а также опыт работающих в Госдепартаменте арабистов нашего поколения, в чьей памяти не изгладились страшные воспоминания о пребывании в Ливане в 1980-е гг., в разгар кровавого религиозного конфликта.
Но вот чего мы не сделали в нашем «Идеальном шторме», так это не высказались твердо против войны, учитывая перечисленные соображения, и не выступили горячо за политику сдерживания как долгосрочную альтернативу конфликту. В результате мы ослабили накал, убедив себя, что, если бы мы легли на рельсы, чтобы «остановить поезд», все равно никто, кроме госсекретаря, не стал бы слушать наши аргументы. До сих пор, хотя прошло много лет, я испытываю глубокое профессиональное сожаление по этому поводу.
Чуть позже, в середине июля, я передал документ Пауэллу. Не думаю, что он направил его в Белый дом. Однако он сказал, что использовал его 5 августа в разговоре за ужином с президентом и Конди Райс, прямо изложив им свои сомнения. Через некоторое время госсекретарь расскажет журналисту Бобу Вудварду, что предупреждал президента: затеяв войну, тот станет «счастливым обладателем 25 млн человек… и это будет только первое слагаемое». Он подчеркнул риски дестабилизации в регионе, трудности развития демократии в Ираке, непредсказуемость послевоенной политики в привыкшем к репрессиям обществе и опасность разрушения мирового рынка энергоносителей. В свете перечисленных соображений он повторил свои аргументы в пользу создания инструментов осторожного, постепенного давления на Саддама через ООН, начав с возобновления работы военных инспекторов, а затем получив полномочия для применения силы в случае необходимости.
Доводы Пауэлла убедили президента – по крайней мере на какое-то время, – и он одобрил усилия, направленные на получение новой резолюции Совета Безопасности ООН в отношении Саддама. Однако по сути наши попытки избежать войны сменились попытками придать ей приемлемую форму. В документе, направленном Пауэллу позже в августе, я признал, что мы уже не обсуждаем с другими представителями администрации, «имеет ли смысл менять режим; теперь речь идет лишь о выборе между разумным и неразумным способами достижения этой цели»
[74].
На следующем этапе мы добились ненамного большего, что на первом. Мы упустили возможность избежать войны, и теперь перед нами стояли две задачи: придать ей приемлемую форму и минимизировать неизбежные риски. Для этого, во-первых, следовало по возможности максимально интернационализировать путь к войне. Создание коалиции было необходимо не столько с военной точки зрения, сколько с точки зрения потребности в международной поддержке и участии международного сообщества в восстановлении послевоенного Ирака. Это требовало времени и немалых дипломатических усилий, но оно того стоило. В документе, распространенном перед совещанием комитета глав ведомств в январе 2003 г., я указал Пауэллу на суть разногласий между Госдепартаментом и Пентагоном: «План министерства обороны нацелен на создание военного правительства с гражданским лицом, контролируемого секретариатом министерства обороны, которое будет работать месяцы или годы, после чего управление предполагается передать иракцам. Наш план нацелен на максимально быструю передачу управления от США переходному международному органу, наблюдающему за развитием иракских институтов»
[75].
Помимо стремления к международной легитимности и поддержке, нами также двигало желание обеспечить внутреннюю легитимность власти в Ираке после Саддама. К Чалаби, как и к другим представителям оппозиции, проживавших за пределами Ирака, мы относились скептически и горячо спорили об этой фигуре с сотрудниками Пентагона и аппарата вице-президента, которые, напротив, предпочитали, чтобы «администрация США привела к власти в Ираке после Саддама представителя внешней оппозиции наподобие Хамида Карзая». Я утверждал, что «к некоторым оппозиционерам, которым симпатизирует Вашингтон, иракская общественность относится с презрением», и подчеркивал: иракцы «будут возмущены, если их лишат права голоса при выборе нового правительства», а «обеспечение сотрудничества и поддержки иракцев в стране будет играть важнейшую роль». Армитидж сделал приписку на полях: «Совершенно верно»
[76].
Уже в марте 2002 г. мы попытались собрать представителей иракской оппозиции и технократов, высланных из страны, и обсудить с ними все проблемы, которые должны были встать перед Ираком после Саддама, а также оптимальные пути их решения. Мы исходили прежде всего из опыта Райана Крокера в Афганистане после свержения режима талибов – он считал совершенно необходимым привлечь высланных из страны оппозиционеров и технократов к формированию эффективного правительства в Кабуле. В рамках этого проекта, получившего название «Будущее Ирака», в следующие несколько месяцев было подготовлено 17 томов плановой документации – от планов развития аграрного сектора Ирака и решения первоочередных задач обеспечения безопасности до разработки рамочного процесса консультаций внутри страны по вопросу формирования временного правительства.
Чалаби считал, что проект «Будущее Ирака» угрожает его интересам – он хотел монополизировать планирование развития страны после Саддама, – и вместе с поддерживающими его представителями Вашингтона старался отодвинуть проект в тень. Пентагон проигнорировал проделанную нами работу и организовал свой собственный процесс планирования. В итоге после свержения Саддама все 17 наших томов так и остались пылиться на полке.
В то время как обсуждение проблем легитимности власти в Ираке после Саддама ни к чему не привело, в отношении обеспечения международной легитимности были некоторые тактические подвижки. Однако и здесь дело не обошлось без громкого ропота сторонников жесткого курса в администрации, которые считали работу с ООН в целом в лучшем случае пустой тратой времени, а в худшем – свидетельством слабости США. В августе и сентябре вице-президент Чейни пререкался с Пауэллом на нескольких совещаниях министров, а в конце лета дважды выступил с речами, в которых отстаивал требование смены режима и преуменьшал потребность в широкой международной поддержке. В одну из суббот сентября мне поручили представлять Госдепартамент на одном из последних совещаний министров по Ираку. Я сидел напротив вице-президента, вела совещание Конди Райс. Я добросовестно изложил аргументы в пользу сотрудничества с ООН в плане обеспечения международный легитимности и активизации использования механизмов дипломатии принуждения. Меня выслушали вежливо, но нетерпеливо, после чего вице-президент ответил:
