Именно эти картины страданий палестинцев вдохновляли саудовского наследного принца Абдаллу, когда 25 апреля он беседовал с президентом Джорджем Бушем – младшим на его ранчо в Кроуфорде, штат Техас. Наследный принц показал Бушу альбом с фотографиями палестинских жертв и даже пригрозил покинуть ранчо, если США не согласятся действовать более решительно. Горячность Абдаллы произвела впечатление на президента, и он ясно дал понять, что мы готовы решать вопросы с израильтянами, чтобы предотвратить изгнание или убийство Арафата, и будем искать возможности донести до них наше беспокойство в связи с более общими проблемами. Даже самые твердые сторонники замораживания решения палестинской проблемы до свержения Саддама начали понимать, что для того, чтобы добиться молчаливого согласия ключевых арабских партнеров на действия против Ирака, потребуется некоторое подобие дипломатических усилий на израильско-палестинском фронте. В результате через два месяца, 24 июня, президент произнес речь в Розовом саду Белого дома.
В американской внешней политике есть два вида программных речей: побуждающие к действию и заменяющие действие. Речь, произнесенная 24 июня, в основном относилась ко второй категории. Ее цель заключалась в том, чтобы успокоить арабских и европейских лидеров, требующих активизации американских дипломатических усилий, и выиграть время для скорейшего решения приоритетной задачи свержения Саддама. Будучи отражением запущенной шизофрении политического процесса, речь содержала в себе два послания, почти не связанные между собой. В первой части президент представил новаторский взгляд, согласно которому путь к созданию государства Палестина лежал только через отстранение Арафата, серьезную демократическую реформу Палестинской автономии и прекращение насилия. Вторая часть была посвящена описанию в самом общем виде радужного будущего, ждущего палестинцев в конце пути, а именно палестинского государства, в мире и безопасности соседствующего с Израилем. Истинный смысл послания заключался в том, что любое продвижение к мирному сосуществованию двух государств было возможно только при условии выполнения палестинцами в одностороннем порядке требования смены режима. Таким образом, на них возлагалась вся полнота ответственности.
Вокруг подготовки проекта речи развернулась жестокая бюрократическая борьба. В то время как Конди Райс была главной сторонницей президентского обращения, вице-президент Чейни и секретарь Рамсфелд выступали против его идеи, которая, как они считали, лишь отвлекала внимание от операции в Ираке и была незаслуженной наградой для палестинцев. Пауэлл и я настаивали на том, чтобы усилить вторую часть речи, более детально описав независимое палестинское государство и указав на соответствующие обязательства израильтян, особенно касающиеся прекращения строительства поселений на оккупированных территориях. Это, утверждали мы, будет необходимо, чтобы палестинцы, сознающие необходимость реформы, нас услышали. В первых вариантах речи, подготовленных в Белом доме, упор делался в основном на первую часть. Я без обиняков высказал свое мнение Пауэллу. «Уважаемый господин государственный секретарь, – писал я в записке в начале июня, – должен Вам честно признаться, что считаю этот проект никчемным. Он не содержит понимания того, каким должен быть эндшпиль. В нем чрезмерно переоценивается привлекательность "временного государства" для палестинцев. ‹…› Речь написана в покровительственном, менторском тоне. Никому – даже Вам – не удастся продать это в регионе»
[81].
Правительство Шарона играло активную роль в корректировке процесса, делая упор на обязательства палестинцев как предварительное условие возможных переговоров по вопросу окончательного статуса палестинского государства и настаивая лишь на самом общем описании конечного результата. Дов Вайсгласс, главный советник Шарона, в середине июня возглавил делегацию Белого дома. На одной из встреч он высказал предположение, что «палестинцы сыты Арафатом по горло и просто ждут от американцев сигнала, чтобы сообщить, что с ним покончено». Я возражал, что «единственной вещью, которой палестинцы пресытились больше, чем Арафатом, является оккупация. ‹…› Если мы хотим маргинализировать Арафата и начать манипулировать им, следует показать палестинцам реальные политические перспективы. Премьер-министр не дал им ни надежды на окончание оккупации, ни какого-либо убедительного плана политического урегулирования. Если бы он это сделал, мы говорили бы с ним совершенно иначе»
[82]. Не только Вайсгласс, но и большинство присутствующих в зале американцев выслушали меня вежливо, но отнеслись к моим словам крайне пренебрежительно.
Подготовив два десятка вариантов, мы немного продвинулись вперед, но дело шло трудно и медленно. В ходе одного незабываемого селекторного совещания, посвященного обсуждению очередного варианта речи, двое моих высокопоставленных коллег из Пентагона и офиса вице-президента попытались убедить участников совещания в необходимости соблюдения паритета при любом упоминании требований прекращения строительства поселений на Западном берегу реки Иордан, а также в том, что мы должны призвать и израильтян, и палестинцев остановить строительство на время переговоров. Я не знал, смеяться или плакать. В конце концов, обе части речи удалось кое-как связать между собой, сделав первую часть более убедительной при помощи второй части. Реакция правительства Шарона была бурной. На следующий день один известный израильский обозреватель написал, что «такую речь не смогли бы написать даже в Центральном комитете "Ликуд"». Арабы отреагировали быстро и негативно. Райс позвонила мне, чтобы спросить, чтó говорят региональные лидеры, и я получил возможность поупражняться в искусстве недоговаривать и смягчать выражения, ответив, что «они высказываются довольно грубо».
Белый дом надеялся, что речь успокоит мировое сообщество, громко требующее активизации американских дипломатических усилий, но она, как и следовало ожидать, напротив, лишь вызвала вопросы о том, как именно администрация намеревалась реализовать на практике видение президента. Поэтому 25 июня я сказал Пауэллу, что «главная проблема, стоящая перед нами в настоящий момент, заключается в отсутствии дорожной карты, показывающей, как положить конец насилию, преобразовать палестинское руководство и вернуть надежду»
[83]. В июле на это же указали и приехавшие в Вашингтон министры иностранных дел Иордании, Египта и Саудовской Аравии. Пауэлл организовал их встречу с президентом в надежде, что они помогут убедить его в том, в чем пытались убедить его мы. Джордж Буш – младший понимал, что необходимо довести дело до конца, но по-прежнему опасался серьезного участия в процессе. Он считал, что своей речью честно перебросил мяч на сторону палестинцев и арабов, и теперь была их очередь действовать. Марван аль-Машер, одаренный и энергичный иорданский министр иностранных дел, на этой встрече и затем во время августовского визита в США короля Абдаллы мягко нажимал на президента, требуя представить план практической реализации видения, изложенного в речи 24 июня. Он хотел получить дорожную карту, включающую точки отсчета, целевые ориентиры, сроки, взаимные обязательства и мониторинг их выполнения в рамках специальной группы. В конечном счете ему удалось убедить президента. В августе, во время встречи с королем Абдаллой в Овальном кабинете, Буш указал на меня и сказал королю:
