Однако было не совсем ясно, есть ли в политической системе, рассчитанной на одного лидера, место второму игроку, – и, соответственно, не совсем ясно, разделяет ли этот единственный лидер очевидный энтузиазм Медведева в отношении «перезагрузки». Президент Обама принял приглашение в ближайшее время посетить Москву – в частности, для того, чтобы получить ответы на эти два вопроса. Однако осторожность требовала действовать без спешки – в любом случае в ноябре планировался первый визит Обамы в Пекин, и, кроме того, из-за экономической рецессии у него была насыщенная внутренняя повестка дня, поглощавшая бóльшую часть его времени и внимания. И все же президент был готов сражаться на нескольких фронтах и хотел понять, поддержит ли Россия «перезагрузку» отношений с США. В самом начале июля он вылетел в Москву. Я сопровождал его в качестве высокопоставленного представителя Госдепартамента.
Встреча с Медведевым прошла гладко. Бóльшая ее часть – три часа из немногим более четырех – проходила в узком составе. Оба президента были в восторге от кратких заявлений другой стороны и легко пришли к взаимопониманию, когда начали обсуждать вопросы более подробно. Обама делал особый упор на необходимость ускорить переговоры по СНВ-III и на свои опасения по поводу Ирана. Медведев продолжал донимать Обаму российскими возражениями по ПРО, подчеркивая общую заинтересованность России в ограничениях в области ПРО наряду с сокращением стратегических наступательных вооружений и конкретно несогласие с размещением установок в двух государствах Центральной Европы. По его мнению, эти планы мало способствовали предотвращению иранской угрозы в среднесрочной перспективе. Тем не менее за полгода сотрудничества двух президентов были достигнуты существенные практические результаты, а потенциальные успехи, казалось, могли быть еще более значительными.
На следующее утро Обама отправился на встречу с Путиным на его подмосковную дачу в Ново-Огарево. Вместе с ним на «Звере» – огромном, доставленном в Россию по воздуху бронированном лимузине, предназначенном для безопасного передвижения президента во время зарубежных поездок, – отправились Джим Джонс, Майк Макфол и я. Мы с Майком сидели напротив президента и в основном говорили о предстоящей встрече и о том, как найти подход к Путину. Я описал несколько своих встреч с ним за эти годы и высказал предположение, что ему не понравится, если Обама будет говорить долго, учитывая, что он вообще не любит долгих выступлений и к тому же считает себя старшим по возрасту и более опытным лидером. Почему бы сразу же не спросить российского премьера, чтó в российско-американских отношениях в течение последних 10 лет, по его мнению, шло правильно, а чтó – нет? Путин любит, когда спрашивают его мнение, и, разумеется, не постесняется его высказать. Я предположил, что, дав ему такую возможность, мы, возможно, сможем сразу задать правильный тон встречи. Президент кивнул.
В ответ на вопрос Обамы, заданный в начале встречи, последовал ни много ни мало 50-минутный монолог Путина, полный обид, колкостей и ехидных комментариев. Я задумался о том, правильный ли совет дал нашему президенту, и засомневался, есть ли у меня будущее в его администрации. Встреча, как предполагалось, должна была продолжаться всего час, и Путин уже проговорил бóльшую часть времени. Он принимал нас в роскошной обстановке, под навесом в изысканном внутреннем дворике. Официанты, одетые в костюмы XVIII в., подавали бесчисленное множество блюд. Я пил только кофе и слушал знакомый скорбный перечень претензий: Джордж Буш – младший, который так нравился Путину, видя намерения российского президента построить прочные отношения после событий 11 сентября 2001 г., не пошел ему навстречу, а администрация США напортачила в Ираке и организовала цветные революции на Украине и в Грузии. Иранская угроза беспокоила его меньше, чем Медведева, зато о ПРО и о воображаемом нежелании администрации Джорджа Буша – младшего прислушиваться к его мнению он высказывался со жгучей обидой. Путин держался не очень учтиво, иногда выражался грубо и в целом демонстрировал персональное пренебрежение работой с американцами. Он попробовал сотрудничать с Джорджем Бушем – младшим. Не получилось. Зачем пытаться еще раз?
Обама терпеливо выслушал Путина, а затем изложил свое послание, подчеркнув свое твердое намерение «перезагрузить» отношения с Россией. О разногласиях он говорил по существу, не пытаясь сгладить глубокие противоречия, вызванные действиями России в Грузии. Он сказал, что не в наших интересах позволить разногласиям не дать нам увидеть те области, в которых могло бы развиваться взаимовыгодное сотрудничество и в которых американо-российское влияние способствовало бы поддержанию мирового порядка. Он пояснил, что мы должны попытаться двигаться в этом направлении, опираясь на прагматический подход. В конце концов, мы накопили достаточный опыт, опробовав альтернативные подходы – и питая слишком завышенные ожидания, и отступая на знакомые позиции противостояния, но ни то ни другое не привело к ощутимым результатам. Обама, судя по всему, не убедил Путина, но российский премьер признал, что пробовать действительно имело смысл.
– Эти вопросы теперь входят в компетенцию Дмитрия, – заметил он небрежно. – Я поддерживаю его.
Беседа Путина и Обамы продлилась на два часа дольше, чем планировалось, но она стоила нервов, потраченных теми, кто отвечал за графики американского президента и российского премьера. Когда мы возвращались в Москву, Обама сказал, что его не удивила способность Путина «вентилировать вопросы», и признал, что проблема заключалась в том, чтобы «оставаться на связи с этим парнем, не подрывая позиций Медведева». Это оказалось намного труднее, чем нам казалось вначале. Путин отказался от предложения возглавить вместе с вице-президентом Байденом новую двустороннюю Российско-американскую президентскую комиссию – уровень вице-президентов его явно не устраивал. С нашей стороны звучали и другие предложения – например, возглавить российскую деловую делегацию, которая должна была посетить США, что дало бы ему возможность приехать в Вашингтон, – но он не принял ни одного из них. Должность, не соответствующая реальному положению, в сочетании с природной недоверчивостью не позволила Путину активно участвовать в усилиях в области «перезагрузки». Это было слабое звено, препятствие, которое мы так и не смогли устранить. К тому времени, как Путин и Обама три года спустя встретились снова, «перезагрузка» фактически заглохла.
Несмотря на мои сомнения относительно того, возможно ли было «оставаться на связи» с Путиным, мы, бесспорно, добились определенных успехов в «перезагрузке». Достигнутая договоренность об «афганском транзите» – доставке личного состава и вооружений в Афганистан через российское и среднеазиатское воздушное пространство – имела для нас неоценимое значение. Для закрепления связей сразу после саммита Обамы и Путина летом 2009 г. мы с Макфолом объехали все пять среднеазиатских государств – бывших советских республик. Вуди Аллен как-то заметил, что на 90% успех в жизни зависит от способности оказываться в нужное время в нужном месте. Это, безусловно, можно было сказать и об американской дипломатии в среднеазиатских государствах, автократические лидеры которых всегда были очень чувствительны к невниманию со стороны США, ощущая себя зажатыми между сильными и амбициозными российскими и китайскими соседями.
