Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев оценил своевременность предложения Обамы на переговорах в Москве, поддержал наш прагматический подход и проницательно заметил, что одно из важнейших условий его успешной реализации – работа непосредственно с Путиным, а не только с Медведевым, о котором он высказался вежливо, но с легким оттенком пренебрежения. Президент Узбекистана Ислам Каримов выразил удивление тем, что американцы всегда начинают визиты в Среднюю Азию с Астаны, не понимая, что центром маленькой среднеазиатской солнечной системы на самом деле является Ташкент. Его двухчасовой вводный монолог произвел на нас неизгладимое впечатление – Каримов поразил нас своей выносливостью, а также пренебрежительным отношением к другим региональным лидерам, которых он откровенно называл «коррумпированными политическими легковесами» (видимо, имея в виду, что сам он в этом смысле выступает в более тяжелой весовой категории). Каримов прохладно отреагировал на высказанную нами озабоченность нарушением прав человека в его стране. В отношении Афганистана он был настроен пессимистически, но соглашался помочь. Так же отреагировали и руководители Кыргызстана. Президент Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедов произвел на нас более приятное впечатление, чем его болезненно неуравновешенный предшественник. А во время визита в Таджикистан на мою долю выпало суровое испытание: на президентском банкете – сложном упражнении в способности переваривать блюда, выполнить которое не помогало даже огромное количество водки, – я должен был съесть поданное мне как почетному гостю оленье ухо. Я справился и выжил, но это было моим главным достижением в этой стране.
После нашего возвращения в Вашингтон администрация вплотную занялась подготовкой межведомственного обзора, посвященного стратегии ПРО, унаследованной от своей предшественницы. Обама ясно дал понять, что не намерен идти на поводу у русских. Но он хотел удостовериться, что мы двигались в правильном направлении, единственно возможном с точки зрения противостояния растущей иранской ракетной угрозе.
Результатом нашей работы стала настоятельная рекомендация принять альтернативный подход и использовать – по крайней мере на начальном этапе – корабельную информационно-управляющую систему Aegis в Средиземном море и Южной Европе. Нашу рекомендацию поддержали и Боб Гейтс, и Хиллари Клинтон. В заключение мы указывали, что такой «поэтапный адаптивный подход» обеспечит более эффективную с технической точки зрения защиту от потенциальной иранской угрозы в кратко– и среднесрочной перспективе и учет потребностей Европы в долгосрочной перспективе. При этом мы не исключали возможность возвращения в будущем к первоначальным планам размещения установок в Польше и Чехии. В начале сентября в записке, направленной госсекретарю Клинтон, я указал на очевидные позитивные последствия применения предложенного нами подхода. «Новый, безупречный с технической точки зрения подход к ПРО, – писал я, – обеспечит Вам и президенту хороший расклад в игре с русскими». Далее я подчеркивал, что «этот подход не позволит русским уйти от ответственности; сделав им предложение, от которого невозможно отказаться, мы лишим их возможности выбора в отношении Ирана и сможем продвинуться вперед как в вопросе о подписании следующего Договора о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений
[125], так и в целом в обеспечении безопасности в Европе»
[126].
Мы старались работать быстро, пользуясь смягчением напряженности в отношениях с Россией, чтобы продвинуть один из главных приоритетов президента – помешать Ирану разработать ядерное оружие. Важнейшим условием решения этой проблемы было сотрудничество с Москвой; если бы нам удалось не дать иранцам возможность вбить клин между США и Россией, шансы на то, что нам удалось бы мобилизовать европейцев, китайцев и других игроков и убедить их выступить единым фронтом, существенно бы возросли. Медведев понял, что мы готовы честно работать с Россией, вести прямые переговоры с иранцами и предлагать разумные компромиссы и лишь в случае неэффективности всех этих действий возобновим работу, направленную на ужесточение экономического давления на Иран. Результатом наших усилий стало принятие Советом Безопасности ООН в июне 2010 г. резолюции 1929, которая стала платформой для организации беспрецедентного давления на иранцев. В конечном счете нам удалось вернуть их за стол переговоров.
Столь же значительно мы продвинулись вперед в работе над СНВ-III. Американская команда, которая вела переговоры, была настроена решительно и в конце 2009 г., после многочисленных проволочек, непосредственно перед тем, как истек срок действия СНВ-I, подготовила новое серьезное соглашение. Новый договор предусматривал дальнейшее сокращение запасов ядерного оружия до минимального уровня с начала ядерной эры. Решающую роль сыграл лично президент Обама, которому в ходе телефонных переговоров и бесед на полях международных форумов с Медведевым удалось добиться компромиссов по ключевым вопросам. Хиллари Клинтон внесла весомый вклад в продвижение Договора на Капитолийском холме. Перед рождественскими каникулами Сенат проголосовал за его подписание. Республиканскую оппозицию удалось успокоить обещанием инвестировать миллиарды долларов в модернизацию ядерных вооружений. Целесообразность некоторых таких инвестиций была весьма сомнительна. Это лишний раз напомнило нам о цене успеха дипломатических усилий в политической системе, которая все больше поляризуется.
В марте 2010 г. я сопровождал госсекретаря Клинтон во время ее поездки в Москву. В тот момент казалось, что «перезагрузка» начала набирать обороты. У госсекретаря состоялись продуктивные беседы с Медведевым и Лавровым, после чего мы отправились на встречу с Путиным на его даче. В начале встречи, в присутствии представителей СМИ, Путин держался немного задиристо. Он указывал на трудности, с которыми все еще сталкивалась американская экономика, и скептически отзывался о серьезности намерений Вашингтона в области углубления экономических связей с Россией. Путин сидел на стуле, широко расставив ноги, и был похож на заскучавшего ученика в классе (сравнение, которое однажды недипломатично использовал Обама в публичном выступлении). Хиллари Клинтон отнеслась ко всему этому совершенно спокойно, отшутилась от его колкостей и, как только представители СМИ ушли и началась собственно встреча, заговорила по существу. Путин, привыкший ставить людей в неловкое положение, играя на их слабостях, казался несколько разочарованным сдержанной реакцией Клинтон.
Ранее в тот день мы с госсекретарем Клинтон говорили о том, что Путин больше всего любит бывать на природе и любоваться крупными животными, а также собственным обнаженным торсом. Чтобы переключить скорость в ходе беседы, она попросила Путина рассказать о его усилиях, направленных на сохранение популяции сибирских тигров, о чем много писали в прессе. Обстановка разрядилась, и Путин с несвойственным ему волнением рассказал о своих недавних поездках на Дальний Восток. В порыве переполнявшего его энтузиазма он встал и пригласил Клинтон в свой личный кабинет. Путин с Клинтон шли впереди, а я тащился за ними по коридорам мимо ошарашенных охранников и помощников российского премьера. На огромной, во всю стену, карте России, висевшей у него в кабинете, Путин начал показывать госсекретарю места в Сибири, где он побывал, спасая тигров, и места на Севере, где он планировал побывать будущим летом, чтобы принять участие в подготовке эксперимента по наблюдению за белыми медведями с помощью спутниковых передатчиков, надевая специальный ошейник на усыпленного медведя. С неподдельным интересом он спросил, не желает ли экс-президент Клинтон отправиться туда вместе с ним? А может быть, к ним присоединится и сама госсекретарь?
