Трей еще раз долго вздыхает.
– А сейчас что будем делать?
В мире без поиска она растерянна.
– Вот чем мы сегодня займемся, – говорит Кел, – пойдем на рыбалку. Меня только на это и хватит. Как думаешь, мы, битые бродяжки-дворняжки, с таким справимся?
Трей сооружает сэндвичи. Кел одалживает ей дополнительный свитер и свою утепленную зимнюю курку, в которой малая смотрится нелепо. Она помогает Келу надеть куртку. Они бредут не спеша к реке. Весь остаток дня проводят на берегу, не произнося ни слова, не имеющего отношения к рыбе. Наловив достаточно окуней, чтобы накормить Кела, семью Трей и Лену, собираются и возвращаются домой.
Трей делит рыбу, Кел отыскивает пластиковый пакет, куда складывает старую одежду малой и ее пижаму. Лена по пути с работы заезжает за Трей. Остается в машине, но когда Кел выходит к ней, опускает стекло глянуть на него.
– Звякните мне, когда завяжете вытворять глупости, – говорит.
Кел кивает. Трей забирается в машину, Лена поднимает стекло, Кел смотрит им вслед, тьма сгущается над изгородями, лучи фар сверкают в дожде.
21
Дождь льет стойко, день и ночь, больше недели. Кел почти безвылазно дома, дает телу зажить. Ключица, похоже, просто ушиблена, или треснула, или что-то в этом духе, а не сломана; к концу недели той рукой у него уже получается делать то-сё по мелочи и не маяться от боли, главное – не пытаться поднять руку выше уровня плеча. Колено же пострадало сильнее, чем казалось. Отек сходит неспешно. Кел регулярно бинтует и обкладывает ногу льдом, от этого полегче.
Из-за навязанной праздности и мглистого дождя неделя кажется сонной, отстраненной. Поначалу Кел ощущает в этом причудливую беззаботность. На его памяти у него впервые нет никакой возможности предпринять что бы то ни было, хочет он или нет. Занять себя он может только одним – сидеть у окна и смотреть. Он привыкает видеть горы мягкими и размытыми от дождя, словно шагай и шагай к ним хоть вечно, а они будут отодвигаться все дальше. Тракторы таскаются по полям туда-сюда, неутомимо пасутся коровы и овцы; не разберешь, действительно ли дождь им нипочем или же они просто его терпят. Ветер забрал последнюю листву, грачиный дуб наг, оголил сложенные из сучьев здоровенные всклокоченные шары-гнезда в развилках всех ветвей. На соседнем дереве одинокое гнездо, отмечающее то далекое время, когда какая-то птица посмела нарушить таинственные законы грачей и урок усвоила.
Внутренний трепет не отпускает Кела пару дней, пробирает по случайным поводам – дохлый крапивник у него во дворе или ночной визг в изгороди. Несколько ночей крепкого сна – и трепет уходит. Выбирается он в основном из тела, не из сознания. Побои Кела глубоко не потрясли. Мужчины иногда дерутся, это естественный ход жизни. А вот то, что вытворили с Трей, – другое дело, это оставить позади труднее.
Он понимает, что его долг – сообщить то, что он узнал, сотруднику Гарды Деннису. Делать Кел этого не будет по столь многим причинам, тесно переплетенным между собой, что он понятия не имеет, какая из них центральная, а какие – просто подлесок. Чем дольше Кел сидит дома без дела, тем больше этот вопрос его колет. Он жалеет уже, что не занимает эти дни прогулками, но колену необходим покой, чтобы зажило для похода в горы. Хочется, чтобы Лена или Трей навестили его, но он понимает, что мысль это дурацкая: прямо сейчас всему надо дать улечься. Кел почти жалеет, что не купил себе телевизор.
Едва колено начинает справляться, Кел хромает под дождем к Норин и под полный диапазон ее воплей ужаса объясняет про падение с крыши. Пока она перечисляет домашние снадобья и людей, умерших после таких падений, за громадным мешком картошки и бутылкой фруктового ликера приходит Фергал О’Коннор. На кивок Кела неуклюже пригибает голову и растерянно полуулыбается, платит за свои товары и стремительно исчезает, лишь бы Кел не начал опять задавать ему вопросы.
В последние дни Кел о Фергале думал. Из всех, с кем ему довелось разговаривать, милый, бестолковый, преданный Фергал – единственный, кто мог бы направить его по верному пути. Брендану, может, и недоставало здравого смысла много в чем, но хватило на то, чтобы поговорить с Фергалом, а не с Юджином, когда приспичило похвастаться своими планами. Фергал знал, что́ Брендан затевает, – может, без подробностей, но суть ухватывал. Знал, что Брендана поймали и тот носится с перепугу, понимал и то, что Брендан не боится местных мужиков в той же мере, в какой дублинских, – но лучше б боялся. Фергал не смекал одного: что все могло пойти скверно. В представлении Фергала суровой бывает природа, а люди – они надежные или, во всяком случае, надежно такие, какие есть. И Брендан, вечно дерганый, перепугался от мысли, что его побьют, куда-то слинял и вернется, когда все уляжется.
Кел не собирается его разубеждать. Фергал сам поймет в свое время – или не поймет, или не захочет понимать. Примиряться с родиной Фергалу придется самостоятельно.
Каролайн сообщать тоже не надо. Она не хочет знать, но даже если б он мог сообщить ей, ничем не рискуя, Кел за Каролайн отвечать не может. Ей тоже придется примиряться самой. Келу хотелось бы сказать ей, что вышел несчастный случай, – просто чтоб условия примирения не получились суровее необходимого. Если однажды она придет к нему с вопросами, он, вероятно, отыщет способ ответить.
Если будет здесь. Сидя дома и глядя на очертания гор, что прячут где-то среди своих призрачных изгибов тело мертвого мальчика, Кел размышляет о продаже этого места и о самолете в Чикаго – или, может, в Сиэтл. Через несколько дней он сделает то, что нужно от него Трей, и никаких обязательств, удерживающих его здесь, не останется. Можно было б меньше чем за час собрать вещи и уехать.
Кел расплачивается за покупки, Норин провожает его за дверь, обещает прислать к нему Лену с капустными припарками и номером толкового кровельщика. Никак не узнать, верит ли Норин хоть одному слову Кела, но он понимает, что применительно к Норин не это главное.
Наконец дождь рассеивается. Кел, еще накануне готовый поклясться, что начнет того и гляди грызть стены, если не сможет выбраться на улицу и взяться за дело, решает, что разумнее всего дать дождевой воде хоть немного стечь с гор, прежде чем он отправится копать. Пересиживает дома еще день, а затем и второй – чтобы уж наверняка.
Не Брендана он сторонится. Эта перспектива его не прельщает, однако в каком бы состоянии ни был покойник, Кел видал и похуже. Он знает, что должен это сделать, и он готов. Ясности у него нет в другом, – что делать после.
Впрочем, Трей с минуты на минуту заявится за доказательством. С тех пор как Лена забрала ее домой, о малой ни слуху ни духу. Келу не нравится мысль о Трей там, среди гор, где за ней присматривает только Шила, но он попросил дать ему две недели, и, по его прикидкам, может, оно и хорошо, что Трей его слушается: ей необходимо время, чтобы впитать все случившееся и приготовиться к тому, что произойдет дальше. Но понимает Кел и то, что сейчас, после двух недель, лицо у Трей уже достаточно зажило и она сможет показаться ему на глаза, малая заегозит.
