– Ага. Бобби считает, это пришельцы. Сенан с ним не согласен.
Март сипит смехом.
– Я б сказал, ты думаешь, у Бобби чердак не на месте, а?
– Не-а. Я ему втер про то, как мой дед видал НЛО.
– Это ты его осчастливил, раз так, – говорит Март, сворачивая с основной дороги и с мерзким скрежетом переключая передачу. – Бобби не псих. Беда у него только в том, что он слишком много работает на земле. Работа мировецкая, но если человек не полный пень, уму его неймется. Мы, все остальные, в основном с этим справляемся – семья там, картишки, выпивка или еще что. А Бобби холостяк, для выпивки голова у него слабовата, да и в карты у него получается так паршиво, что мы его играть не берем. И вот когда уму-то неймется, Бобби, никуда не денешься, топает в холмы и там ловит НЛО. Ребята хотят купить ему гармонику, еще чем-нибудь его занять, но сам я хоть весь день бы слушал его про пришельцев этих.
Кел осмысляет сказанное. Пришельцы кажутся ему более удачным лекарством от неугомонного ума, чем кое-какие прочие средства из Мартова списка. То, как Март ведет автомобиль, поддерживает предположение Кела.
– Так ты не считаешь, что его овцу пришельцы убили? – спрашивает он, просто чтоб подзудить Марта.
– Едрить, иди ты нахер.
– Он говорит, нет в этих краях такого, кто так мог бы.
– Бобби не всё в этих краях знает, – отвечает Март.
Кел ждет, но Март свою мысль не развивает. Машина скачет на ухабах. Фары освещают узкую полосу грунтовки и плещущие ветви по обеим сторонам; внезапно вспыхивает пара светящихся глаз, низко над дорогой, – и нет их.
– Приехали, – сообщает Март, ударяя по тормозам у ворот к Келу. – Цел-невредим. Говорил же тебе.
– Можешь высадить меня возле себя, – предлагает Кел. – Чисто на случай, если у тебя там делегация встречающих.
Март секунду таращится на него, а затем хохочет так надсадно, что складывается пополам от кашля, лупит ладонью по рулю.
– Бляха-муха, – говорит он, придя в себя. – У меня свой рыцарь в сияющих доспехах завелся, проводит до дома. Ты ж, к богу в рай, не о фуфеле этом Дони Макграте беспокоишься? А еще называется с большого злого города.
– У нас такие пацанчики в городе тоже водятся, – говорит Кел. – И там они мне тоже не нравятся.
– Дони ни с того боку, ни с этого не подойдет ко мне, – заявляет Март. Последний смех все еще морщит ему лицо, но в голосе слышна фальшивая нота, от которой Кел торопеет. – Ума ему хватит.
– Уважь меня, – говорит Кел.
Март хихикает, качает головой и вновь заводит машину.
– Ладно, раз так, – говорит он. – Главное, прощального поцелуя не жди.
– Мечтай, – отзывается Кел.
– Прибереги для Лены, – отбривает Март и хохочет всю дорогу.
В жилище Марта – длинном белом доме с мелкими окошками, изрядно вдали от дороги, посреди некошеной травы – над крыльцом горит лампочка, а когда Март открывает дверь, Коджак выходит встретить хозяина. Кел вскидывает руку и ждет, пока Март не приподнимет твидовую кепку в дверях, пока внутри не зажжется свет. Дальше ничего не происходит, и Кел отправляется домой. Даже если Дони Макграт проявит не свойственную ему предприимчивость, Коджак – хорошая поддержка. Однако из-за чего-то в общей картине – Март в дверях, непринужденный средь полей и громадной тьмы, где гуляет ветер, рядом Коджак виляет хвостом – Кел чувствует себя немножечко нелепо, хоть и не по-плохому.
Его калитка примерно в четверти мили от Мартовой. Небо ясное, луны достаточно, чтоб не терять дорогу без фонарика, хотя раз-другой наползают тени деревьев, Кел путается и чувствует, как одной ногой погружается в глубокую траву вдоль обочины. Высматривает то, что появлялось перед машиной, но оно либо убежало, либо насторожилось. Горы на горизонте – будто кто-то достал карманный ножик и вырезал опрятные контуры густого звездами неба, оставив пустую черноту. Там и тут разбросаны желтые прямоугольники окон, крошечные, отважные.
Келу здешние ночи нравятся. Чикагские были слишком людными и беспокойными, вечно где-нибудь громкая вечеринка, а еще где-то ссора все шумнее, и хнычет, хнычет без умолку ребенок, и Кел слишком много знал о том, что происходит в потайных уголках и способно выплеснуться в любую минуту, требуя его внимания. Здесь же он располагает уютным знанием, что происходящее в ночи не его ума дело. В основном оно самодостаточно: мелкие дикие охоты, баталии и свидания, где от рода людского ничего не требуется, лишь бы не лезли. И даже если под этой великой мешаниной звезд происходит такое, что требует легавого, Кел тут ни при чем. Это вотчина местных ребят из сельца, и они, надо полагать, тоже предпочли бы, чтоб он не лез. Это Келу по плечу – более того, он этим упивается. Малой по имени Трей, вернув ночи эту необходимость бдеть и внимать, показал Келу яснее некуда, до чего же он по всему этому не скучает. Келу приходит в голову, что, возможно, в нем есть нераскрытый доселе талант не будить лихо, пока оно тихо.
Его жилище так же безмятежно, как Мартово. Кел открывает пиво, извлеченное из мини-холодильника, и усаживается с ним на заднем крылечке. Рано или поздно выстроит себе дворовую веранду и добудет в придачу мощное кресло, но пока хватит и ступенек. Куртку не снимает – воздух покусывает, сообщая тем самым, что осень тут уже не на шутку, игры кончились.
Где-то над землями Марта слышен клич совы. Кел некоторое время всматривается и улавливает намек на нее – между деревьями лениво плывет всего лишь штрих тени погуще. Кел размышляет, мог бы он, сложись все иначе, жить вот так: починять то-сё, сиживать на крыльце с пивом, смотреть на сов – и пусть остальной мир хлопочет как хочет. Не вполне смекает, как сам к этому относится. Ему не по себе, и он не до конца понимает, как именно.
Чтоб отделаться от внезапного непокоя, насевшего на него, словно комариная тучка, Кел вытаскивает из кармана телефон и звонит Алиссе. Он звонит ей каждые выходные. Трубку она обычно снимает. А когда не снимает, пишет в Вотсапп, часа в три-четыре ночи по времени Кела: “Прости, пропустила, была занята! Созвонимся!”
В этот раз отвечает.
– Привет, пап. Как дела?
Голос быстрый, нечеткий по краям, как будто она держит трубку подбородком, занимаясь попутно чем-то еще.
– Привет, – говорит Кел. – Занята?
– Нет, все в порядке. Прибираю тут кое-что.
Кел прислушивается, пытается разобрать, что именно, однако доносятся лишь случайные шорохи и стуки. Пытается представить ее. Высокая, спортивная, лицо – чудесный сплав его и Донны: синие глаза Кела и его ровные брови, подвижные, устремленные вверх черты Донны; Кел обожает это лицо. Беда в том, что он до сих пор представляет себе, как она бегает в обрезанных джинсах и просторной толстовке, волосы собраны в гладкий каштановый хвостик, и понятия не имеет, соотносится ли это сейчас с действительностью хоть как-то. Последний раз они виделись на Рождество. Может, она остриглась коротко, выкрасилась в блондинку, накупила костюмов, набрала двадцать фунтов и носит зверский макияж.
