Он справляется с этим так же, как и прежде на службе, – пытается уморить себя работой. После завтрака берется красить гостиную – ожесточенно и быстро, изо всех сил, охота ему или нет. Помогает оно как и прежде, то есть не очень-то, но он хотя бы попутно нафигачил чего-то дельного. К ужину на загрунтованные стены почти везде нанесен первый слой краски. Кел по-прежнему пуглив, как дикий конь. День ветрен, а это значит, что и внутри, и снаружи, и в печной трубе уйма звуков, и Кел дергается при каждом, хотя понимает, что это всего лишь листья и оконные рамы. А может, и малой. Кел жалеет, что мамаша малого не решила отправить его в военную школу сразу же, как только тот начал от учебы отлынивать.
Дни укорачиваются. Когда Кел шабашит, уже стемнело – это беспокойная, шквалистая тьма, из-за нее замысел выгулять остатки того чувства кажется гораздо менее привлекательным. Кел ест гамбургер и пытается укрепить в себе решимость, и тут в его входную дверь ударяется нечто. На этот раз не ветер – что-то твердое.
Кел откладывает гамбургер, тихонько выбирается через заднюю дверь и крадется вдоль стены дома. В небе лишь стружка луны, тени густы и способны скрыть даже мужика его габаритов. Откуда-то из владений Марта сюда плывет невозмутимый клич совы.
Передняя лужайка пуста, ветер мотает траву туда-сюда. Кел ждет. Через минуту что-то мелкое вылетает из изгороди и влепляется в стену. На этот раз слышны смачный хруст и плюх о камень – и тут до Кела доходит. Чертов малой закидывает его дом яйцами.
Кел возвращается в дом и замирает посреди гостиной, оценивая положение и усиленно прислушиваясь. К яйцам применим тот же вывод, что и к покрышкам: пару камней раздобыть проще, и ущерба от них больше. Малой не нападает на Кела – он его требует.
Еще одно яйцо плюхает во входную дверь. Не успев осознать это, Кел сдается. Ему по силам выстоять против этого пацана и по силам выстоять против собственных неисповедимых непокоев, но не против того и другого разом.
Кел отправляется к мойке, наполняет водой пластиковый таз для посуды и отыскивает старое кухонное полотенце. Затем выносит все это к двери и распахивает ее.
– Малой! – орет он в изгородь громко и от души. – Вылазь!
Тишина. Затем прилетает яйцо и вляпывается в стену в нескольких дюймах от Кела.
– Малой! Я передумал. Кончай с этой херней, пока я не передумал еще раз.
Вновь тишина, дольше предыдущей. И вот Трей – упаковка из-под яиц в одной руке, яйцо в другой – выступает из-за изгороди и стоит, выжидая, готовый сорваться с места или метнуть. Клин света от двери вытягивает его тень позади, удлиняет и сужает Трея – темную фигуру, сгустившуюся в снопе света на безлюдной дороге.
– Позанимаюсь я твоим братом, – говорит Кел. – Ничего не обещаю, но гляну, что можно сделать.
Трей вперяется в него с беспримесным животным подозрением.
– Чего это? – спрашивает он.
– Я же сказал. Передумал.
– Чего это?
– Не твоя забота, – отвечает Кел. – Но не потому что ты тут херней маешься, скажем так. Тебе это еще нужно или как?
Трей кивает.
– Лады, – говорит Кел. – Только ты сперва давай отмой-ка это говно. Как закончишь, заходи в дом, потолкуем. – Оставляет полотенце и лоханку с водой у порога, возвращается в дом, шваркает дверью.
Доедает остатки котлеты, слышит, как дверь открывается, внутрь рвется ветер, ищет, за что бы схватиться. В дверях стоит Трей.
– Ты всё? – спрашивает Кел.
Тот кивает.
Келу незачем проверять, качественно ли Трей прибрался.
– Лады, – говорит. – Садись.
Трей не двигается. До Кела доходит: малой боится, что его заманивают внутрь, чтобы поколотить.
– Господи, малой, – говорит Кел, – да не буду я тебя бить. Если все чисто, мы квиты.
Трей смотрит на бюро в углу.
– Ага, – говорит Кел. – Его ты испоганил прилично. Почти всё я отмыл, но кое-что в щелях осталось. Зубной щеткой пройдешься как-нибудь.
Малой все еще опаслив.
– Я б сказал, пусть дверь стоит открытой – на случай, если захочешь удрать, – говорит Кел, – но там слишком ветрено. Решай сам.
Через минуту Трей решает. Входит в комнату, закрыв за собой дверь, и сует Келу упаковку из-под яиц. Внутри осталось одно.
– Ну спасибо, – говорит Кел. – Сунь в холодильник.
Трей подчиняется. Затем усаживается за стол напротив Кела, стул отодвигает подальше, ступни напряженные – мало ли что. На Трее грязная парка армейской зеленой раскраски, что для Кела облегчение: он гадал, есть ли вообще у малого зимняя одежда.
– Есть хочешь? Пить?
Трей качает головой.
– Лады, – говорит Кел. Отодвигает стул – Трей вздрагивает, – относит тарелку в мойку, уходит к себе в комнату и возвращается с блокнотом и ручкой.
– Для начала, – говорит он, пододвигая стул к столу, – скорее всего, я ничего не найду. А если найду, выяснится то, что твоя мама сказала сразу, – твой брат сбежал. Ты к такому готов?
– Он не сбегал.
– Может, и нет. Я говорю, что все может оказаться не таким, как у тебя на уме, и надо быть к этому готовым. Ты готов?
– Угу.
Кел знает, что это враки, даже если этого не знает сам малой.
– Уж пожалуйста, – говорит. – Второе: херню ты мне не впариваешь. Я задаю вопрос – ты даешь мне полный ответ, какой у тебя есть. Даже если он тебе не нравится. Попрет херня – я выхожу из игры. Ясно?
Трей отзывается:
– Вы тоже. Все, что найдете, сообщаете мне.
– По рукам, – говорит Кел. Перекидывает обложку блокнота. – Так. Полное имя твоего брата?
Малой выпрямляет спину, укладывает руки на колени, будто это у них устный экзамен, где надо не ударить в грязь лицом.
– Брендан Джон Редди.
Кел записывает.
– Дата рождения?
– Двенадцатое февраля.
– Где он проживал до того, как пропал?
– Дома. С нами.
– С нами – это с кем?
– С мамкой. С сестрами. С другим моим братом.
– Имена, возраст.
– Мамка – Шила Редди, ей сорок четыре. Мэв девять. Лиаму четыре. Аланне три.
– Ты сказал, что сестер у тебя три, – говорит Кел, записывая. – Где еще одна?
– Эмер. В Дублин уехала два года назад. Ей двадцать один.
– Есть вероятность, что Брендан остановился у нее? – Трей мотает головой. – Почему нет?
– Они не ладят.
– Как так?
Жмет плечами.
– Брендан говорит, она тупая.
– Чем занимается?