– Лады, – говорит он. Закрывает блокнот и собирается по привычке сунуть его в нагрудный карман, но осознает, что нагрудного кармана у него нет. – Посмотрим, куда нас это заведет. Как ты добираешься отсюда к себе?
От этого вопроса Трей опасливо мотает головой.
– Мимо Марта Лавина где-то с милю, а потом дорога поворачивает вон туда, в горку. Мы живем там в паре миль. А что?
– Мама твоя знает, что ты сюда ходишь?
Трей качает головой, что неудивительно.
– Никто, – говорит.
Кел не настолько в этом уверен, если учесть обзор, открывающийся Марту на Келов двор, но решает об этом даже не заикаться.
– Пока что, – говорит, – пусть так и остается. Поэтому, если я объявлюсь у твоего дома и навещу твою маму, мы с тобой не знакомы. Можешь так?
Трей совершенно не в восторге от мысли, что Кел заявится к ним на порог.
– Ты хочешь, чтобы я этим занялся, или нет? – спрашивает Кел.
– Угу.
– Значит, делай, как велено. Я знаю, что и как. А ты нет.
Трей признает это и кивает. Выглядит он выжатым и ослабшим, будто ему только что удалили зуб без обезболивания. Говорит:
– Вот так вы это делали, когда легавым были?
– Примерно.
Трей наблюдает за ним и прокручивает происходящее в голове, там, за серыми глазами.
– Как вышло, что вы легавым стали?
– Тогда казалось, что это надежная постоянная служба. Мне как раз такое требовалось. – Алисса уже была на подходе, а в пожарной части вакансий не нашлось.
– У вас отец легавый?
– Не, – отвечает Кел. – Отец у меня постоянством не отличался.
– Чё делал?
– То-сё понемножку. В основном разъезжал везде, торговал всяким. Некоторое время пылесосами. Одно время продавал туалетную бумагу и моющие средства – фирмам. Говорю ж, непостоянно у него все было.
– Но в легавые вас взяли.
– Конечно. Им-то что, да хоть козлом залетным он у меня будь, лишь бы я службу свою исполнял.
– Здорово там было?
– Иногда, – говорит Кел. Его отношение к службе, поначалу чистосердечное и пылкое, постепенно стало до того запутанным, что он предпочитает о ней не думать. – Похоже, Брендан хорошо сечет в электричестве. Он какую-нибудь халтуру на стороне брал – срубить чуток бабла?
Трей, кажется, сбит с толку.
– Ага. Бывало. Починить что-нибудь типа.
– Он бы мог проводку в этом доме переделать, если бы мне понадобилось?
Трей смотрит на него так, словно Кел утратил рассудок.
– Тут не то что в те деньки, когда у меня бляха имелась, – поясняет Кел, – и можно было лезть к людям с любыми вопросами. Если предстоит ошиваться по округе и заговаривать о твоем брате, мне нужен повод.
Трей осмысляет.
– Он чинил проводку у нас в гостиной. Его ж нету, ну. Люди знают.
– Ага, но я-то могу и не знать, – говорит Кел. – Я пришлый, еще не сообразил, кто тут кто. Вот услышал я, что упомянули парня, который электричеством занимается, – откуда мне знать, где он есть и где его нету?
Впервые за весь день на лице Трея возникает улыбочка.
– Будете тупого из себя ломать, – догадывается он.
– Как считаешь, получится?
Улыбка делается шире.
– У вас – запросто.
– Умник тоже мне, – говорит Кел, но радуется, что удалось согнать с лица у малого хмарь. – А теперь вали давай. Пока мама твоя не заинтересовалась, куда ты делся.
– Она не.
– Значит, пока я не передумал.
Малой проворно слетает со стула, но попутно лыбится Келу, чтобы показать, что ему хоть бы хны. Принимает как должное, что Кел не отступится, раз дал слово. Келу это кажется одновременно и более трогательным, и более пугающим, чем он допускал.
– Можно я завтра приду? Узнаю, что выяснили.
– Есусе, малой, – говорит Кел. – Дай мне время. Давай ты не будешь ничего ожидать по крайней мере неделю или две. А может, и вообще.
– Ага, – говорит Трей. – Можно я все равно приду?
– Ага, валяй. У тебя свидание с бюро и зубной щеткой.
Трей кивает – одиночный решительный дёрг, дает понять, что отношение к этому серьезное.
– Приходи после обеда, – говорит Кел. – Мне утром надо по делам.
У малого ушки на макушке.
– Куда пойдете?
– Меньше знаешь – крепче спишь.
– Я хочу делать что-нибудь.
Он весь на взводе и искрит энергией, чуть ли не подпрыгивает на месте. Келу он таким нравится, но в то же время его от этой живости коробит. Уже почти не сомневается в том, что́ обнаружит. С Бренданом тут хрестоматийный побег, соответствует по всем пунктам: скучающий, не находящий себе места, не преуспевающий пацан с говенной домашней жизнью, без работы, без девушки или близких друзей, какие могли бы его укоренить, никаких карьерных планов, в краю, где не предлагается ни перспектив, ни развлечений. На другой же чаше весов вроде бы ничего: никакой серьезной уголовщины, никаких серьезных уголовников в друзьях, никаких психических расстройств – ничего. Кел допускает пятипроцентную вероятность несчастного случая, пятипроцентную – самоубийства, девяносто процентов – собрался и свалил. Ну, может, восемьдесят девять процентов, что собрался и свалил, а один процент – что-то другое.
– Лады, – говорит он. – Ты проверь, не пропало ли что из вещей брата. Вы в одной комнате с ним?
– Не. Он с Лиамом.
– А кто с кем еще?
– Я с Мэв. Аланна с мамкой.
И Шила ее не отселила. Оставила место Брендана за ним – даже полгода спустя. Это подсказывает Келу, что она сказала Трею правду: считает, что Брендан удрал и вернется. Вопрос лишь в том, просто ли это надежда или у Шилы есть причины так думать.
– Хм. Лиаму четыре, верно? – спрашивает Кел. – Он заметит, если ты полезешь разнюхивать. Подожди, пока не уйдет на улицу играть или еще как-то. Если не улучишь подходящее время, оставь до следующего дня.
Трей одаряет Кела взглядом “ну естественно”. Застегивает парку. Резкий ветер все еще гремит входной дверью, пытается ворваться, не сдается.
– Поищи всякое типа зарядки от Бренданова телефона, – говорит Кел, – или его бритвы. Такое, что можно рассовать по карманам, – что он бы хотел забрать с собой, если б собирался куда-то на пару дней. Если у него был ранец или рюкзак – проверь, на месте ли. То же касается одежды – если знаешь, какая у него водилась.
Трей вскидывает взгляд, бросив возиться с молнией на куртке, мгновенно настораживается.
