– Он эту катавасию не одобрил ни в какую, – вставляет еще кто-то. – Возмутительно это.
– Травить беззащитных зверюшек.
– Отвратительно.
– Варварство.
Мужики ржут. Теперь в этом слышен тихий рокот, сумрачный низовой слой.
– Англичане психи как есть, – говорит Марту Кел. – У них к зверям состраданья больше, чем к человеку. У этого мужика в стране ребятня голодная ходит, армия ихняя бомбит в гамно гражданских по всему Ближнему Востоку, ему при этом трын-трава, зато по барсукам он чуть не слезы льет. И это на второй-то пинте.
– Блядский нюня, – добавляет Сенан.
– Я сам барсучью травлю не люблю, – говорит Март. – Разок устраивал, смолоду, а потом нет. Но у меня крупной скотины нету. Если человек опасается, что барсук ему источник дохода испортит, я тому человеку не указ, чтоб тот не рыпался и надеялся, что пронесет. А коли я не указ, то и пришлый тоже какой-то, кто на ферме ни разу в жизни не был, только стишки про нее пишет.
– Жалко, что Лорд Дрян на это смотрел иначе, – говорит Сенан.
– Верно, иначе, – говорит Март. – Лорд Дрян явился к норе в ту ночь – здоровенный фонарь в одной руке и видеокамера в другой.
– Орал и вопил как сам не свой, – говорит кто-то, – насчет того, что запись сделает для Гарды и для телевидения.
– Вся округа у него сядет. Всю эту клятую гнусную махинацию пресечет.
– Запись ту ни в Гарду, ни в СМИ он не донес, – говорит Малахи, – бедолага. Как-то так вышло, что камера ту ночь не пережила.
– Ай, да он сам ее разбил, – говорит кто-то. – Метался ж туда-сюда как полоумный, ну.
– Пытался отогнать людей от норы фонарем своим.
– Сам себе нос разбил в кровь.
– И фингалов понаставил под оба глаза, и вообще.
– Собака на него бросилась, так муденыш этот пнул ее по ребрам. Любитель животных, а?
– Джона Джо в руку подстрелил, – воодушевленно добавляет Бобби.
– Что ты несешь? – спрашивает Сенан. – Из чего, клять-молотить, он Джона Джо мог подстрелить?
– Из ружья. Из чего еще, нахрен, люди обычно…
– Как он его удержать-то мог? В одной руке фонарь, в другой видеокамера…
– А я откуда знаю, как он его держал?
– Он же, бля, не осьминог.
– Может, он фонарь в зубах зажал.
– А как он орал тогда на всех?
Бобби упрямится:
– Я одно знаю: Джон Джо показывал мне пулевое ранение.
– Тот парняга Джону Джо по сусалам фонарем съездил, и больше ничего. Если Джон Джо тебе рану от пули показывал, так это он сам себе ее засадил – один конец винтаря от другого не отличит…
Всеобщий пылкий спор продолжается, Кел смотрит на Марта, тот улыбается.
– Не слушай этих идиётов, – говорит Март, – насчет Белинды. У тебя от нее мозги потекут. Хороводы с феечками тебя водить заставит при полной луне, а ты под это не заточен. Держись Лены.
Пространство Кел по-прежнему ощущает чудно́ – кажется, будто лицо Марта располагается совсем близко и слегка водянистое по краям.
– Так, значит, – говорит Кел, – Лорд Дрян тут больше не живет.
– Я б решил, что он вернулся в Англию, – отзывается Март, прикинув вероятности. – Ему там больше радости. Интересно, дописал он там роман свой или нет.
– Что вы там творите с барсуками, ребята, меня не касается.
– Я с ними ничего не творю, – напоминает ему Март. – Вот как есть, я ж сказал уже. Ничему живому вреда не причиню, если нужды в том нету.
Келу хотелось бы, чтобы голова у него была гораздо яснее. Отхлебывает пива – в надежде, что оно разбавит потин у него в крови.
– Знаешь, что ты сделал замечательного? – спрашивает Март, нацеливая на Кела узловатый палец. – Когда только-только въехал? Совета попросил. То и дело спрашивал меня, у кого лучше всего стройматериалы закупать да как отстойник обустраивать. Ты у меня за это на хорошем счету. Мудр тот человек, кто просекает необходимость в совете местного, знающего, что тут куда. “Этот парняга не кончит, как Лорд Дрян, – подумал я, – у этого парняги все будет шик”. – Март укоризненно вперяется в Кела сквозь завесу густеющего дыма. – А потом совсем перестал. Что стряслось, вьюноша? Я тебя сбил с пути истинного, а ты мне не сообщил?
– Я не в курсе, – отвечает Кел. – А ты меня сбил?
– Нет, не сбивал. Так чего ж ты больше не спрашиваешь у меня совета? Думаешь, тебе больше не надо, а? Ты это место просек и мировецки сам разбираешься?
– Лады, – говорит Кел. – Дай какой-нибудь совет.
– Вот, – одобрительно отзывается Март. – Другое дело.
Усаживается поглубже на банкетку и устремляет взгляд в потолок, испятнанный сыростью. Музыка замедлилась до чего-то стародавнего и тоскливого, дудка вьет мелодию, Келу неведомую, под нею протяжно и тихо гудит скрипка.
– Как брат помер, – говорит Март, – я вроде неприкаянный стал немножко. Одинехонек вечерами-то зимними, и поболтать не с кем. Типа сам не свой был, покоя не находил. Оно нездоровое. Так я тебе скажу, чем я занялся. Поехал в книжный магазин в Голуэй и назаказал там кучу книжек по геологии ентой. И читал я те книжки от доски до доски. Могу рассказать тебе все, что можно знать о здешней геологии.
Показывает в окошко, плотно укрытое тьмой.
– Вон те горы, – говорит он, – куда ты на свой променадец отправился давеча. То красный песчаник. Четыреста миллионов лет назад они возникли, когда суша тянулась аж до самого экватора. Зелено тут не было, сплошная красная пустыня, едва ль какая на ней жизнь. Но потом и дождей хватило – как из ведра. Если подняться туда и копнуть, увидишь слои гальки, песка и ила, поймешь, что были потопы в той пустыне. Несколько миллионов лет спустя два континента столкнулись друг с дружкой и сморщили те горы, как бумагу, вот почему там кое-какие скалы стоят вертикально. Вулкан швырял камни вверх и гнал лаву по склонам.
Март тянется к пинте, улыбается Келу.
– Когда ты подался чуточку полазить, – продолжает он, – вот куда ты влез. Мне неимоверно утешительно это понимать. Что́ мы там творим в тех горах, прогулка твоя, самогонево Малахи и все такое прочее – оно нисколечко ничего не меняет. Чисто мошки.
Он чествует Кела пинтой и долго отхлебывает из нее.
– Вот чем я занялся, – говорит он, утирая пену с губы, – когда на уме у меня неспокойно стало.
Кел говорит:
– Не знаю, по мне ли геология.
– Необязательно геология, – уверяет его Март, – что тебе самому по нраву. Может, астрономия, а то у тебя ж целое небо в собственном распоряжении, вдали от городских огней-то? Заведи себе телескоп ентот да карты – и вперед. Или чуток латыни тебе мог бы прийтись. Ты мне кажешься человеком, которому досталось совсем не все образование, какое ему по силам. У нас тут крепкая традиция добывать образование самостоятельно, если никто на тарелочке не подносит. И раз уж ты тут с нами, очень даже по делу будет, если присоединишься.
