– Это из той же оперы, что Бобби гармонику приобрести? – спрашивает Кел. – Занять меня, чтоб я тут не начал херь дурную вытворять?
– Я о тебе пекусь, вот и все, – отвечает Март. В кои-то веки нет у него в голосе насмешливого выверта. – Ты прыличный мужик, и я б хотел, чтоб ты тут был счастлив. Ты этого заслуживаешь. – Хлопает Кела по плечу, на лице возникает ухмылка. – А коли свихнешься на пришельцах, как Бобби, выслушивать тебя придется мне. Заведи себе телескоп. И давай-ка сходи возьми мне пинту – в уплату за добрый совет.
Когда Кел возвращается, шагая очень осторожно с Мартовой и своей пинтами, их разговор явно окончен, Март глубоко погрузился в спор с двумя другими мужиками насчет сравнительных достоинств двух телевикторин, о которых Кел не слыхивал, и прерывается он, только чтоб подмигнуть Келу, забирая у него стакан.
Вечер продолжается. Дискуссия о телевикторинах оказывается такой жаркой, что Кел придавливает ладонью стол – на случай, если кто-то попытается его перевернуть, – но затем все как-то само растворяется во всплеске оскорблений и хохота. Дейрдре поет “Брежу”
[44] скорбным контральто, голова запрокинута, веки сомкнуты. Бутылка из-под “Люкозэйда” пустеет, и Малахи извлекает из-под стола вторую. Музыкальный угол заряжает дикий рил, и публика притоптывает да прихлопывает по столам в такт.
– Знаешь, что мы думали, когда ты только-только приехал? – вопит Бобби Келу, перекрикивая музыку. Волосы у Бобби выбиваются из опрятного зачеса, взгляд с трудом сосредоточивается на лице Кела. – Мы думали, ты из американских этих проповедников и будешь орать у дороги про Судный день.
– Я не думал, – говорит Сенан. – Я думал, ты из этих гамнюков-хипстеров и будешь у Норин авокадо требовать.
– Все из-за бороды, – поясняет Март. – У нас тут таких немного. Надо было ее как-то объяснить.
– Этот вот парень считал, ты в бегах, – добавляет еще кто-то, пихая соседа локтем.
– Да лень мне просто, – говорит Кел. – Бросил бриться, а потом раз – и уже вот так.
– Мы тебе с этим подсобим, – подает густой голос мужик из угла.
– Я привык, – говорит Кел. – Думаю, поживу с ней еще чуток.
– Лена имеет право глянуть, что там под бородой, прежде чем ввязываться.
– Красавец будешь.
– У Норин есть бритвы.
– Барти! Дай-ка сюда ключи от лавки!
Все скалятся на Кела, подаются вперед, возносят стаканы. Рил колотится, словно сердце.
Кел примеривается к ним весь вечер – на всякий случай. Мужик с низким голосом в углу – в приоритете. С ним и с Сенаном может быть канитель – и еще, пожалуй, с Малахи, но если с ними управиться, остальные, скорее всего, сдадут назад. Кел изготавливается – уж как может.
– Вы это бросьте, – говорит им Март, обнимая Кела за плечи. – Сказал я вам сразу, этот парень – молодец-огурец. И разве ж не прав я? Раз хочется ему Чубакку себе на голове отрастить, пусть.
На миг ниша затихает, всё держится на грани и готово свалиться туда или сюда. Затем Сенан взвывает от хохота, остальные следом, будто всю дорогу разыгрывали Кела.
– Во лицо-то у него стало, – говорит кто-то, – решил, видать, что его, бля, обкорнают, как овцу.
Кто-то еще кричит:
– Вы гляньте на него, всех нас завалить готов! Брось, паря, ну!
Все откидываются на сиденьях, смеясь, взглядов с Кела пока не сводят, и кто-то кричит Барти, чтоб тащил еще одну пинту этому психу. Кел глаз не отводит и ржет так же громко и долго, как и все вокруг. Размышляет, кто из них вероятнее всего проводит ночи в полях с овцой и острым ножиком.
Сенан поет что-то ирландское, судя по всему, длинными меланхолическими фразами с трелями в конце, закинув голову и закрыв глаза. Мужик с глубоким голосом, которого, оказывается, зовут Франси, подсаживается, чтоб познакомиться с Келом, и это почему-то приводит к полному изложению того, как настоящая любовь Франси покинула его, потому что тому пришлось ухаживать за матерью, пока мать двенадцать лет угасала, – история получается до того душераздирающая, что Кел бросается купить Франси пинту, и им обоим необходимо тяпнуть еще по стопке потина. В какой-то миг исчезает Дейрдре, а с нею мужик голяком-в-витрине. Кто-то, пока Барти не смотрит, запускает над баром резиновую рыбу, и все, надсаживая легкие, подпевают ей “Переживу”.
Когда народ начинает расходиться, Кел достаточно пьян, чтобы принять от Марта предложение подбросить его до дома, – в основном из смятенного ощущения, что отказаться будет некрасиво, раз уж он обязан Марту бородой. Март распевает всю дорогу надтреснутым тенором поразительной громкости удалые песенки про девиц, что краше всех в городе, время от времени пропуская слова. Холодный воздух струится в открытые окна, облака драные, и по лобовому стеклу головокружительно проскакивают звезды и тьма. Автомобиль взлетает на каждой рытвине. Кел прикидывает, что домой они либо доберутся, либо нет, и подтягивает на припевах.
– Ну вот, – говорит Март, ударяя по тормозам у ворот Кела. – Как желудок-то ентот твой?
– Неплохо, – отвечает Кел, возясь с замком ремня безопасности. В кармане зудит телефон. Чтобы понять, что это вообще такое, требуется некоторое время. А затем до Кела доходит, что это наверняка Алисса пишет в Вотсапп: “Извини, пропустила, до скорого!” Оставляет телефон где он есть.
– Конечно же. Лучше некуда. – Пушистая шевелюра Марта скособочена на сторону. Вид у него блаженно счастливый.
– Барти, кажется, был рад от нас отделаться, – замечает Кел. Когда последний раз смотрел на часы, было три пополуночи.
– Барти, – произносит Март с царственной укоризной. – Еще б, да сам паб не его даже. Он его подгреб только потому, что сыну Шона Ога больше понравилось в конторе сидеть, баба он эдакая. Ничего, потерпит, иногда случается у нас веселушка.
– Может, надо было мне выдать Малахи пару дубов? – спрашивает Кел. – За… – правильное слово нейдет в голову, – смгонку?
– А то, я все уладил, – уведомляет его Март. – Со мной сочтешься в другой раз. У тебя будет масса вможозн… взожмон… – Он машет рукой на Кела и сдается.
– Ой, – говорит Кел, вываливаясь из машины. Ловит равновесие. – Спасибо за подвоз. И за приглашение.
– Вот это вечерок, братишка, – говорит Март, наклоняясь над пассажирским сиденьем ниже необходимого. – Запомнишь его, а?
– Не уверен, что вообще хоть что-то вспомню, – произносит Кел, Март смеется.
– Едрить, да шик все будет. Проспишься хорошенько, и больше ничего не надо.
– Так и собираюсь, – говорит Кел. – И ты тоже.
– Да, и я тоже, – соглашается Март. Лицо сморщивается в ухмылке. – Я собирался принять смену у Пи-Джея с полночи, помнишь? Зря я. Никак такого расклада не могло быть. Но я ж оптимист по жизни. – Машет Келу и с ревом уносится по дороге, виляя задними габаритами.
