– Послушай меня. Если у тебя рука сломана…
– Фигня. Нахер…
Она готова с боем пробиваться к двери и уйти в ночь.
– Ладно, – говорит Кел, чуть отступая и вскидывая руки. – Ладно. Ладно. Без врача. Сядь.
Он понятия не имеет, что делать, если она не сядет, но через минуту, когда слова доходят, боевой дух покидает ее целиком и она обрушивается в кресло.
– То-то же, – говорит Кел. – Так-то лучше. – Возвращает полотенце к ее рту. – Нет ощущения, что сейчас вырвет?
Трей качает головой. От боли резко вдыхает.
– Не.
– Не сглатывай кровь, а то стошнит. Сплевывай прям сюда. Голова кружится? В глазах двоится?
– Не.
– Тебя вырубало?
– Не.
– Это хорошо, – говорит Кел. – Непохоже, что у тебя сотрясение мозга. – Кровь пропитывает полотенце стремительно растущим пятном красного. Кел выбирает чистое место и пытается заставить себя прижимать полотенце сильнее. В дальних закоулках сознания замечает мысль, что, когда расклад прояснится, он тут кого-то убьет. – Слушай, – говорит он, когда краснота начинает расплываться помедленнее, – я выйду на минутку. Буду сразу за дверью. А ты сиди спокойно. Ладно?
Трей опять напрягается.
– Без врача.
– Не стану я врача вызывать. Клянусь. – Он осторожно отцепляет ее невредимую руку от одеяла, смыкает ее пальцы на полотенце и подносит к ее губе. – Подержи вот тут. Прижимай посильнее, пока терпеть можешь. Я сейчас вернусь.
Малявка все еще доверяет ему – или у нее просто нет выбора. Кел не понимает, что для него сокрушительней. Трей сидит, прижимает к губе полотенце и смотрит в никуда, а Кел выходит на крыльцо и осторожно прикрывает за собой дверь.
Опирается спиной о дверь, утирает окровавленные руки о штаны и пытается осмотреть сад. Ночь в ветре и звездах бескрайня и дика. Листья носятся и мечутся, в траве бурлят тени. Там может оказаться что угодно.
Лена на звонок отвечает не сразу, а ее “алло?”, когда она снимает трубку, определенно прохладное. Пренебрежение к щенку она заметила, и оно ей не нравится.
Кел говорит:
– Мне нужна ваша помощь. Кто-то избил Трей Редди, довольно сильно. Надо, чтоб вы приехали ко мне и подсобили.
Кел всерьез предполагает, что Лена останется при своих принципах невмешательства в чужие дела, и это самое разумное. Она же, помолчав, говорит:
– Зачем я вам там?
– Осмотреть Трей, понять, насколько все плохо и получила ли она еще какие-то увечья. Сам я не могу.
– Я не врач.
– Вы повидали уйму больных животных. Это гораздо больше, чем я умею. Просто посмотрите, нет ли чего такого, что нужно показывать врачу.
– Может не быть видно. Вдруг у нее внутреннее кровотечение. Надо везти в больницу.
– Она не хочет. Мне надо знать, тащить ее силком на веревке или она выживет и так. И если придется тащить, вы мне понадобитесь, чтоб ее держать, пока я буду за рулем.
Повисает еще одно молчание, дольше, – Кел просто ждет. Затем Лена говорит:
– Ясно. Буду через десять минут. – Разъединяется, не успевает он что-то произнести.
От шума двери Трей резко вздрагивает.
– Это я, – успокаивает он. – Подруга сейчас приедет, она умеет ухаживать за больными зверями. Больной ребенок, по-моему, не сильно отличается.
– Кто?
– Лена. Сестра Норин. Не волнуйся. Из всех местных я не знаю, кто лучше умеет держать рот на замке.
– Что будет делать?
– Просто осмотрит тебя. Умоет – у нее выйдет осторожней, чем у меня. Может, налепит тебе модный пластырь, который похож на швы.
Трей явно расположена возражать, но пороха у нее на это никакого. От тепла одеял и огня она почти перестала трястись, обмякла и расплылась. Вид у нее такой, будто сил ей едва хватает держать полотенце у рта.
Кел подтаскивает кухонный табурет, чтобы сидеть рядом и поймать полотенце, если она уронит. Глаз затек еще сильнее, стал сливово-черным и распух так, что кожа натянулась и залоснилась.
– Давай глянем, как там губа, – говорит Кел, Трей не откликается. Он пальцем отводит ее руку. Кровотечение ослабло, теперь взбухают медленные яркие капли. Зубы на месте. – Уже лучше. Как ты?
Трей двигает плечом. В лицо ему она не посмотрела пока ни разу. Когда пытается, взгляд ускользает, словно малой от его внимания больно.
Этот порез следует промыть соленой водой и глянуть поближе, не надо ли зашивать. Кел оказывал первую помощь младенцам, наркушам и всем в промежутке, но тут никак. Не возьмешь на себя риск ткнуть куда-то не туда и сломать ребенка. Даже от одного того, что он с нею рядом, у него дребезжат нервы.
– Малая, послушай меня, – говорит он. – Я не могу обещать гладкий и спокойный расклад, пока не узнаю, с чем имею дело. Никому ни слова не скажу без твоего разрешения, но мне надо знать, кто с тобой так.
Трей елозит головой по спинке кресла.
– Мамка.
Ярость настигает Кела так мощно, что на миг он слепнет. Когда все чуток проясняется, он уточняет:
– Чего это?
– Ей велели. Сказали – давай сама или мы ее.
– Кто сказал?
– Нинаю. Меня не было. Вернулась домой, и она сказала, чтоб я шла на зады, поговорить надо.
– Угу, – произносит Кел. Старательно держит лицо легавого и голос легавого – мирные, заинтересованные. – И чем она?
– Ремнем. И руками. Пнула пару раз.
– А вот это нехорошо, – говорит Кел. Ему так сильно нужна здесь Лена, что он едва способен усидеть смирно. – Хоть примерно за что?
Трей невнятно дергается – в этом жесте Кел распознает пожатие плечами.
– Воровала у кого-то, кто мог бы обидеться?
– Не.
– Спрашивала про Брендана, – говорит Кел. – Так?
Кивок. На вранье ее не хватает.
– Черт бы драл, малая, – начинает было Кел, но проглатывает реплику. – Ладно. Кого спрашивала?
– Сходила к Дони.
– Когда?
Как ответить на этот вопрос, она соображает некоторое время.
– Позавчера.
– Сказал он что?
– Сказал отъебаться. Ржал надо мной. – Слова неряшливые, между ними бреши, но она соображает. Ум работает нормально – в зависимости от определения слова “нормально”. – Сказал следи за собой, не то кончишь, как Брен.
– Ну, Дони пусть говорит что хочет, – отзывается Кел. – Это не значит, что так оно и есть. – От разговоров губа у Трей снова кровит, тонкая струйка ползет по подбородку. – Тш-ш. Этим я займусь. А ты не двигайся.
