– Никого эти беды искать не станут, – говорит. – Сегодня, по крайней мере.
– Вообразите, каково вам будет, если вы бросите несчастную вдову с изувеченным ребенком, чтоб их обидели хулиганы.
– Могу ружье вам оставить, у меня есть.
– Поздравляю. Как и у многих других в округе.
Положение Кела ее, судя по всему, в первую очередь забавляет. Он трет руками лицо.
– Слушайте, – говорит, – я понимаю, что зарываюсь, но, может, заберете ее к себе, если…
– Думаете, поедет?
Кел трет лицо сильнее.
– У меня сейчас голова плохо соображает, – говорит он. – Вы серьезно насчет того, что уедете, если я уеду?
– Ага. Я не против помочь, когда вам правда нужна помощь, но не собираюсь ничего за вас расхлебывать, пока вы там занимаетесь глупостями, какими голову себе забили. – Широко улыбается. – Говорила я вам, я черствая сучка.
Кел ей верит.
– Лады, – говорит, будто это его выбор, – ваша взяла. – Ни за что не оставит он Трей этой ночью одну в доме. – У меня только одна постель, там будет малая, но вы можете в кресле.
– Ну вы гляньте на это, – говорит Лена, вставая. – Рыцарство не померло. – Открывает дверь и в ответ приглашает его взмахом руки.
Боль и потрясение утихают, и Трей срубает от усталости словно конским копытом. Голова завалилась на спинку кресла, рука с кульком льда упала на колени, веко на здоровом глазу отяжелело.
– Давай-ка, – говорит Кел, – уложим тебя в постель, пока ты тут не уснула.
Малявка переводит дух и трет здоровый глаз. Там, где по руке попало пряжкой ремня, отпечатались полукружия.
– Я тут буду?
– Ага, на ночь. На моей постели поспишь. Мы с мисс Леной будем рядом. – Губа у Трей, промытая и склеенная пластырем, смотрится надежно, профессионально. Лена постаралась. – Давай. Не понесу я тебя, спину сорву.
– Вам зарядка полезна, – говорит Трей. Перекошенная тень ухмылки чуть не разбивает Келу сердце.
– Неблагодарная ты такая-этакая, – говорит он. – Повежливей давай, не то будешь у меня в ванне спать. Шагай.
Увечные места у нее затекли. Приходится чуть ли не выскребать ее из кресла, ставить на ноги и направлять в спальню. От движения она кривится, но не жалуется. Лена подбирает одеяло и спальный мешок, идет следом.
– Ну вот, – говорит Кел, включая свет, – шик-блеск. Пусть мисс Лена тебя тут обустроит. Если что понадобится ночью или что-то заболит – зови нас.
Трей рушится на матрас неуклюжей мешаниной локтей и ног. Лена бросает одеяла рядом и принимается развязывать малявке шнурки. Келу вся эта сцена кажется беззаконной и непостижимой: запятнанный матрас на голых половицах, резкое сияние одинокой лампочки, путаница дешевого постельного белья, женщина на коленях возле избитого окровавленного ребенка. Хочется дать малой хотя бы что-то приятное – пуховую перину с оборками, ночник с мягким светом, а на стене чтоб картина с котятами.
Включает масляный обогреватель.
– Что ж, – говорит он. На миг задумывается о нелепом – положить Трей на подушку ту игрушечную овцу. – Спокойной ночи. Спи крепко. – Она провожает его взглядом через Ленино плечо, единственный открытый глаз не имеет никакого выражения; Кел притворяет за собой дверь.
Все кресло завалено окровавленными кухонными полотенцами. Кел собирает их и бросает в новенькую стиральную машину. Не врубает, чтобы не гудела и не беспокоила малую. Включает электрический чайник, достает две кружки. Ему бы сейчас тяпнуть виски, но, возможно, еще придется сесть за руль, а чай в этих краях, как он уже усвоил, – подходящее решение в любых обстоятельствах, в любое время дня и ночи. В складки кожи на костяшках въелась кровь; Кел моет руки над кухонной раковиной.
Лена выходит из спальни, тихо прикрывает за собой дверь.
– Как она? – спрашивает Кел.
– Уснула, не успела я ее одеялом укрыть.
– Ну, это хорошо, – говорит Кел. – Чаю хотите?
– А то.
Лена усаживается в кресло, примеряется к нему, сбрасывает ботинки. Чайник кипит, Кел наливает воду, приносит чашку Лене.
– У меня молока нет. Ничего?
– Дикарь. – Принимает чашку, дует в нее. Лене в кресле уютно, словно оно ее и было. Это обширное кособокое нечто причудливой лиловато-зеленой расцветки, какая могла быть минуту-другую модной невесть как давно, а может, исходно была другого оттенка; оно неожиданно удобное, но Кел не представлял себе, что пригласит кого-то в нем спать. Вновь у него это ощущение невесомости, нет земли под ногами, и несет его, и не за что уцепиться.
Огонь прогорел; Кел подбрасывает дров.
– Она вам сказала что-нибудь, что мне хорошо бы знать? – спрашивает.
– Ничего и ни про что, кроме того, что я уже передала. Но я не расспрашивала.
– Спасибо.
– А толку-то. Доверяет она вам. – Лена попивает чай. – Она сюда часто хаживала.
– Точно, – говорит Кел, беря чашку со стола. Он и вообразить-то не может, что Лена возьмется поучать его насчет того, как неприлично было позволять Трей Редди тут болтаться, и, само собой, Лена лишь кивает. – Вам не попортят жизнь за то, что вы мне помогаете?
Пожимает плечами.
– Вряд ли. Вам могут, но все зависит от того, как вы дальше поступите. Собираетесь отвезти ее завтра домой?
– А ей есть куда податься еще?
Он видит, что Лена взвешивает последствия. Обдумав, качает головой.
– Тетя? Дядя? Бабки-деды?
– Почти все ее родственники либо эмигрировали, либо померли, либо толку в них никакого, смотря с какой стороны. У Шилы в том краю от города навалом двоюродных, но они в это лезть не захотят.
– Понимаю почему, – говорит Кел.
– Шила старается как может, – говорит Лена. – Нам с вами может казаться, что не очень-то, но мы не прожили двадцать пять лет не под тем боком у Джонни Редди и Арднакелти. Из Шилы все кучерявые мысли вышибло сразу. Ей надо одного: чтоб дети, какие при ней остались, были живы и не в тюрьме.
Кел понятия не имеет, что на это сказать. Не понимает, сердится он на Лену или гнев его на Шилу и того, кто ее заставил, так силен, что выплескивается прямо здесь.
Лена говорит:
– Она привыкла делать то, что необходимо. Правильно оно или нет. Выбор у нее небогатый.
– Может, и так, – говорит Кел. Не убеждает. Если Шила сочла, что на сегодняшний вечер лучший вариант – спустить шкуру с Трей, она, возможно, сочтет так же и в будущем. – Я, вероятно, смогу кое-что сделать, прежде чем возвращать ребенка.
Лена смотрит поверх своего чая.
– Например?
– То, чем я должен был заниматься этой ночью.
