Кел осознает, что вновь мыслит как следователь, но таким следователем он не служил. Тут работа под прикрытием. Кел такое не любил никогда – как и ребят, которые этим занимались. Их мир – текучесть зеркальной комнаты, им там ловко, как борцам в весе мухи, а Келу делалось не по себе до самых костей. Начинает ощущать, что у них в этих краях все получалось бы лучше, чем у него.
Когда загоняет машину к себе, дом – два освещенных прямоугольника и линия крыши, оттененная небесным индиго и первыми звездами. Кел выходит из пикапа, огибает его сзади, чтобы вынуть матрасы. Успевает засечь торопливые шаги по траве, но времени хватает только на то, чтобы обернуться и увидеть почти в полной тьме, как на него бросаются темные фигуры, схватиться за то место, где полагается быть “глоку”, и тут что-то грубое и пыльное опускается ему на голову, его валят с ног навзничь.
Падение вышибает из него дух. Кел силится вдохнуть, но без толку, разевает рот, как рыба. Затем что-то тяжелое крушит ему ключицу. Он слышит глухой бряк по кости и чувствует, как раскалывается на щепки. Вновь пытается вдохнуть, боль пронзает насквозь, и тут удается наконец втянуть полные легкие пыли и трухи, а воздуха там едва хватает.
Он скручивается вбок, сипя, рот забит грубой тряпкой, вслепую размахивает руками. Хватает чью-то лодыжку, дергает изо всех сил, чувствует удар о землю – человек упал. Пинок в спину вынуждает его разжать руку. Что-то тяжелое бьет его по коленной чашечке, боль вновь выпускает из него дух, а маленькая ясная часть ума сознает, что их там больше одного и ему пиздец.
Мужской голос говорит ему в лицо:
– Не лезь не в свое дело. Понял?
Кел бьет кулаком, попадает и слышит, как человек крякает. Не успевает подняться на колени, что-то тяжелое прилетает ему по носу, тот взрывается, ослепительно ярко по всей голове вспыхивает боль. Кел вдыхает кровь, давится ею, выкашливает большими беспомощными харками. Затем воздух раскалывается от дикого рева, Кел думает, что его ударили еще раз, что вот теперь-то конец, и тут все замирает.
В тишине раздается жесткий ясный голос, чуть издалека, он кричит:
– Стоять!
Сквозь настырный певучий туман искр и крови Кел лишь через миг осознает то, что слышит, а еще через миг определяет, что это голос Трей. В третий миг он понимает, что Трей только что выстрелила из “хенри”.
Трей кричит:
– Где Брендан?
Ничто не шелохнется. Кел возится с тряпкой у себя на голове, но пальцы трясутся и бестолковы. Мужской голос кричит совсем рядом:
– Опусти, мразь ты мелкая!
“Хенри” гремит вторично. За головой Кела раздается дикий вопль, а следом громкая болтовня.
– Что за черт…
– Исусе Христе…
– Я сказала – стоять!
– Я убит, она, бля, меня подстрелила…
– Где мой брат – или я всех вас, бля, поубиваю!
Келу как-то удается схватиться за мешок и стащить его с головы. Мир кренится и бурлит, и ясно видно лишь одно: золотой луч, как от маяка, разливается по траве, а в вершине его, очерком в ярком прямоугольнике открытой двери, Трей наставляет ружье. Трей выходит из дома, как с огнеметом, заряженная до краев накопленной за всю жизнь яростью, готовая спалить дотла все на мили вокруг.
– Малая! – орет Кел и слышит отзвук над потрясенными темными полями. – Стой! Это я! – С трудом встает, покачиваясь и спотыкаясь, волоча ногу, шмыгая носом и сплевывая кровь. – Не стреляй в меня!
– Убирайся, нахер, с дороги! – орет Трей в ответ. Выговор сделался грубее и неукротимее, прямо с гор на зубастом ветре, но голос ясный и собранный.
За Келом кто-то пыхтит сквозь стиснутые зубы:
– Рука, рука, блядь.
А кто-то еще тихо огрызается:
– Заткнись.
И следом наступает полная тишина – уж насколько ему слышно за стуком и бульканьем у себя в голове. Тем, кто сейчас следит за каждым движением Трей, хватает соображения не относиться к ней легкомысленно.
Кел раскидывает руки и бросается перед ними.
– Малая, – кричит он, – нет. – Он знает, что существуют слова, какими он когда-то вымаливал оружие у людей из рук, обещания, утешения. Ничего не осталось.
– Уйди с дороги – или и тебя шлепну!
Вокруг Кела все качается и рябит, но ее силуэт в дверном проеме недвижим, как памятник; тяжелое ружье у ее плеча не шелохнется. Если эти люди ей откажут или соврут – а может, даже если скажут правду, – она их всех отправит на тот свет.
– Малая, – кричит он. Голос рван от пыли и крови. – Малая, скажи им, чтоб убирались.
– Где Брендан?
– Прошу, малая, – кричит Кел. Голос ломается. – Прошу. Пусть убираются. Умоляю тебя.
Полная холодная ночная тишина длится три вздоха. А затем “хенри” палит еще раз. Грачи срываются со своего дерева громадным черным фейерверком крыльев и суматохи. Голова у Кела откидывается, и он воет, как зверь, в ночное небо.
Хватая ртом воздух, парализованный между тем, чтобы рвануться за ружьем и оценить нанесенный ущерб, он слышит крик Трей:
– Валите нахер все!
– Уходим! – кричит в ответ мужской голос позади Кела.
Еще секунда нужна потрясенному мозгу Кела, чтобы сообразить. Трей целилась в воздух, в кроны деревьев.
– Нахер валите с этой земли!
– У меня кровь, господи всемогущий, глянь…
– Идем, идем, идем…
Тяжкое пыхтение, путаница голосов, не разобрать, поспешные шаги по траве. Кел оборачивается поглядеть, кто это был, но тут колено подкашивается, и он медленно и неизящно плюхается на зад. Люди уже исчезают во тьме. Три торопливые черные фигуры держатся друг к другу поближе, головы пригнуты.
Кел сидит где сел, прижимает рукав куртки к истекающему кровью носу. Трей стоит на пороге, ружье у плеча. Грачи кружат и матерятся, а затем, слегка угомонившись, усаживаются на дерево, чтобы говниться в уюте.
Когда приглушенные голоса тают на проселке, Трей опускает ружье и в луче света размашисто шагает к Келу. Он отводит рукав от лица ровно на то время, чтобы успеть сказать:
– Предохранитель. Поставь на предохранитель.
– Поставила, – говорит Трей. Склоняется к нему, чтобы рассмотреть сквозь темень. – Как вы?
– Жить буду, – отвечает Кел. Пытается обустроить конечности так, чтобы удалось встать. – Надо зайти внутрь. Пока не вернулись.
– Не вернутся, – говорит довольная Трей. – Одного я зацепила что надо.
– Ладно, – говорит Кел. Не сформулировать ему сейчас, что если они все же вернутся, то при них тоже будет оружие. Ему удается встать, слегка покачиваясь, и он прикидывает, выдержит ли колено.
– Так, – говорит Трей. Обхватывает его за спину, принимает его вес на свое тощее плечо. – Идем.
