– Сдается мне, у тебя лучше получится дрессировать тех кроликов из морозилки, – говорит Кел. Ее будничное доверие трогает его так глубоко, что приходится сглотнуть. Сегодня утром Кел, похоже, сделан из зефира. – Оставь несчастную бестолковую собаку в покое и вымой посуду. Я одной рукой не справлюсь.
Когда Лена возвращается, уже почти одиннадцать. Примерно в это время Март обычно устраивает перерыв на чай. Кел забирает купленное вчера печенье и собирается в путь, пока соседу не взбрело в голову заявиться сюда самому. Он наверняка слышал выстрелы, хотя, возможно, не смог определить откуда. Кел желает дать Марту понять со всей ясностью, что не имеет к ним никакого отношения.
– Прими ванну, – говорит он Трей, уходя. – Полотенце я тебе оставил в уборной. Красное.
Трей отрывает взгляд от Нелли.
– Вы куда? – настойчиво спрашивает она.
– Дела есть, – отвечает Кел; Лена, устроившаяся рядом с Трей на полу, чтоб наблюдать, как продвигается обучение, молчит. – Вернусь через полчаса или около того. Помойся за это время уж пожалуйста.
– А иначе что? – с интересом спрашивает Трей.
– Хуже будет, – отвечает Кел.
Трей бестрепетно закатывает глаза и вновь берется за собаку.
Колено у Кела более-менее успокоилось, до Марта его хватит, хотя осталась хромота, которая, по ощущениям, сколько-то продержится. Отойдя по дороге достаточно, чтобы не видно было из окон, Кел прячется у изгороди от прямого дождя, меняет настройки в телефоне, чтобы скрыть свой номер, и звонит Остину – разумно предположить, что тот уже проснулся. Звонок переводится надменной женщине-автоответчику, ее голос кажется Келу разочарованным. Кел сбрасывает звонок, не оставив сообщения.
Дом Марта, притаившийся среди полей, за пеленой дождя смотрится серым и заброшенным, но Март с Коджаком открывают дверь.
– Эй, – здоровается Кел, протягивая печенье. – Ездил вчера в город.
– Батюшки мои, – говорит Март, оглядывая его с головы до пят. – Вы гляньте, кого принесло. Ты что с собой натворил вообще, Миляга Джим? Бандитос на тебя напали?
– Упал с крыши, – горестно отвечает Кел. Коджак обнюхивает его осторожно, поджав хвост, – остаточного запаха крови и адреналина чистая одежда не устранила. – Залез проверить черепицу после того ветра, но не так я ловок, как раньше. Нога сорвалась, и я рухнул.
– Хорош заливать. С Лены Дунн ты упал, – говорит ему Март, похохатывая. – Оно того стоило?
– Ой, дядя, брось, – говорит Кел и трет шею, застенчиво улыбаясь. – Мы с Леной дружим. Ничего такого.
– Ну уж какое оно там у вас ничего, оно уже две ночи кряду. Думаешь, мне глаза отказали, вьюноша? Или соображалка?
– Мы болтали. И все. Допоздна. У меня есть эти, как их, для гостей… надувные матрасы…
Март ржет так надсадно, что ему приходится уцепиться за дверной косяк.
– Болтали, а? Я и сам с женщинами болтал, бывало, в свое время. Скажу тебе так: никогда не позволял я им сироткой спать на надувном матрасе. – Уходит в кухню, машет Келу пачкой печенья, чтоб шел следом. – Заходи давай, чаю выпей, изложишь подробности.
– Она шарашит обалденную яичницу с беконом на завтрак. Вот и все подробности.
– Не похоже, что вы много чего наболтали, – говорит Март, включая чайник, выставляет чашки и заварник-далек. Коджак плюхается на свой коврик перед очагом, настороженно приглядывая за Келом. – Это братья ее тебя так отделали?
– Ой-ёй, – говорит Кел. – У нее есть братья?
– Ох божечки, еще какие. Три здоровенные обезьяны, башку тебе оторвут, как завидят.
– Блин, – говорит Кел. – Все же придется слинять отсюда, похоже. Извини за те двадцать дубов.
Март прыскает и сдается.
– Насчет тех ребяток не волнуйся. Им ума хватит не лезть промеж Леной и тем, чего она хочет. – Бросает в далека щедрую горсть чайных пакетиков. – Скажи мне одно, и ни слова больше: буйная она?
– Это ты лучше у нее спроси, – чопорно отвечает Кел.
– Постой-ка, – говорит Март, осененный мыслью, и косматые брови его взмывают, – так вот что с тобой стряслось, а? Лена тебя тюкнула пару раз? Я б решил, у ней будь здоров хук справа. Фетиш ейный такой, что ли?
– Нет! Иисусе, Март. Я просто упал с крыши.
– Дай-ка погляжу на тебя, – говорит Март. Подается вперед и рассматривает нос Кела под разными углами. – Я б сказал, он у тебя сломан.
– Я б тоже. Но нет, прямой. Ну или не кривее прежнего. Заживет.
– Уж пусть. Нельзя тебе красоту терять – а сейчас и подавно. А с рукой что? Ее тоже сломал?
– Не. Ключица, думаю, треснула. И коленкой приложился хорошо.
– Могло, конечно, и хуже быть, – философски изрекает Март. – Знаю я одного мужика из-под Баллимота, тот свалился с крыши, один в один как ты, да шею себе сломал. До сих пор в инвалидной коляске. Хозяйка евойная жопу ему подтирает. Тебе еще повезло. У врача был?
– Не, – отвечает Кел. – Ничего они мне толком тут не сделают, скажут только, чтоб отдохнул, а это я сам себе скажу бесплатно.
– Или Лена, – замечает Март, по лицу опять расползается ехидная улыбка. – Ей не понравится, если ты неисправный будешь. Лучше отдыхай и занимайся своим, чтоб опять быть на коне.
– Хосспидя, Март, – говорит Кел, давясь ухмылкой и заинтересованно глядя на свою ногу, пинающую ножку стула, – брось ты.
Под стулом лежит полотенце, закаменевшее от крови. Подняв взгляд, он вперяется в глаза Марту. Видит, как Март размышляет, не сказать ли, что у него кровь носом пошла, затем подумывает о неведомом прохожем, забредшем к нему в дом с таинственной раной. В конце концов не говорит ничего.
– Ну что, – произносит Кел после долгого молчания. – Вот же идиотом-то я себя чувствую.
– Ой, да нет, – великодушно успокаивает его Март. Наклоняется, подбирает полотенце, опираясь на спинку стула и кряхтя, неторопливо топает через всю кухню, кладет полотенце в стиральную машинку. – Незачем. Ну откуда ж тебе знать здешние ходы-выходы, ты ж чужак. – Закрывает дверцу стиральной машинки, смотрит на Кела. – Но теперь-то знаешь.
Кел говорит:
– Расскажешь, что случилось?
– Отцепись, – бережно и решительно говорит Март тем самым голосом, каким Кел сотню раз сообщал подозреваемым, что они дошли до конца, туда, где выбора не остается, где нет больше ни пути, ни борьбы. – Ступай домой к ребенку и скажи ей, чтоб отцепилась. Больше ничего тебе делать не надо.
– Она хочет знать, где ее брат.
– Тогда скажи ей, что он сгинул да похоронен. Или скажи, что утек, если тебе так больше нравится. Что угодно, лишь бы отцепилась.
– Я пробовал. Она хочет знать точно. Вот как у нее. Не отступится. – Март вздыхает. Наливает в лоток машинки моющее средство, включает. – Если ей этого не дать, она продолжит, пока тебе не придется ее убить. Ей тринадцать лет.
