– Извините. Я буду стараться. Но почему это происходит? Со мной, с вами?
– Ну… Кто-то должен беспокоиться о вас. И где-то там, – он пространно махнул лапой, – эту миссию доверили мне.
– Спасибо, Вольфрам, а то кругом неприятности.
– Именно поэтому и прислали вашего покорного слугу. Но я рад. Не вашим неприятностям, конечно, а своему участию в их устранении. Всё по-настоящему важное лучше делать самому.
Он растянул чёрные губы в улыбке и спрятал глаза в узких щёлках.
Как же с ним было хорошо! Он действовал на меня умиротворяюще. Через десять минут я уже не помнила про аварию.
Мимо прошла парочка, не обратив на нас никакого внимания. Но мопсы у них на поводках возбуждённо водили носами и лаяли в сторону Вольфрама.
– Собаки вас видят?
– Нет, но чуют. В отличие от людей.
– А почему Евгений увидел?
– Потому что должен был увидеть.
Мы посидели ещё немного.
– Наверное, мне пора, – сказал он, похоже, что из вежливости. Как учтивое чудовище, он боялся надоесть.
– Не уходите, пожалуйста. Давайте посидим ещё капельку.
Мы просидели часа два. Не разговаривая и почти не двигаясь, а только прислонившись друг к другу и глядя сквозь листву на чёрное небо. Потом он превратился в волка и одним прыжком доставил меня на мой балкон.
– Спасибо вам! – Я обняла его на прощание. Хотела спросить, когда мы снова встретимся, наяву или во сне. Но не отважилась, тоже боясь показаться навязчивой.
* * *
Следующим утром я отправилась на загородный объект за рулём моей старушки. Обычно она стоит под окнами. Я езжу на ней редко, обходясь общественным транспортом.
Москву наконец-то посетило настоящее лето. И, как всё слишком долгожданное, не оправдало ничьих ожиданий: после слабеньких плюс пятнадцати в городе воцарились тропики.
Стройка убила три часа времени и километр нервов: сантехнику на шесть санузлов рабочие несколько раз перетаскивали с места на место, она рассеялась по двум огромным этажам радиоактивным облаком и вся перепуталась. Мы с прорабом, изнемогая от духоты и демонстрируя упорство наследников, потерявших завещание, облазили все мыслимые и немыслимые закоулки. И практически всё нашли.
На обратном пути я проезжала Олин посёлок и набрала её номер – поблагодарить за вчерашний обед. Голос у Оли был странным.
– Ты плачешь? Что случилось?
Раздались всхлипы, завершившиеся настоящим рыданием.
– Он меня избил…
Мы встретились возле заправки. Олю привёз водитель, она пересела в мою машину. На опухшей губе у неё темнела запёкшаяся кровь.
– Оль, давай чаю выпьем? Зайдём в кафе, у них булочки свежие, с корицей, как ты любишь.
Она сняла тёмные очки.
– Мамочки…
Заплывший глаз окружала замазанная косметикой чернота. Но, вероятно, нет такой косметики…
– Господи! Он с ума сошёл, что ли?
– Приревновал.
– К кому?! И когда?
– Вчера в ресторане.
– Да там из мужчин были трое мужей при жёнах и твой брат.
– К вам.
– К нам?..
– Обиделся, что вы мне дороже его.
– В каком смысле?
– Я постоянно спрашивала, хорошо ли вам, советовала блюда. Смеялась.
– Смеялась? Да ты сидела истуканом, улыбнулась пару раз. Это все заметили. Я сама слышала, как Алексей спросил у Марины, не заболела ли именинница. Оль, он ненормальный. Чокнутый.
– И что мне делать?
– Бежать.
– Куда бежать?
– У тебя есть семья. Брат. Кстати, почему твоих родителей не было?
– Папа Диму терпеть не может. Если бы он знал… Забрал бы от него без разговоров.
– И правильно бы сделал. Чего ты ждёшь? Когда он тебя убьёт или изуродует?
Оля закрыла избитое лицо дрожащими ладонями и снова расплакалась.
– Олечка, ну хочешь, переезжай ко мне? У меня двухкомнатная квартира, и я одна.
– Он обещал, если уйду, назад не пустит.
– А брат в курсе?
– Нет. Сева такой же, как папа. Если узнает… Я даже боюсь предположить…
– Неужели никто не догадывается?
– Вика, Севкина жена. Её первый муж бил. Она догадалась, увидев синяки, случайно. Поэтому никогда к нам не ездит и на день рождения не пришла. Но я взяла с неё обещание никому не говорить.
– Оля, я понимаю, деньги – это прекрасно. Когда не нужно думать о том, что ты будешь есть, чем платить за квартиру. Поедешь отдыхать на любой курорт, купишь всё, что понравится, прислуга, личный тренер, но… Жить в постоянном страхе и стрессе! Ты потеряешь здоровье, которое никакими миллионами не вернёшь. А дети? Вы планируете детей?
– Он не всегда такой, – помолчав, сказала она. – Завтра отойдёт, и всё станет нормально.
– Нормально?! Что может быть нормально после этого? И надолго его хватит?
– На месяц…
– Ты ещё в больницу не попадала?
– В травмпункт один раз обращалась. Он швырнул меня ночью через кровать и уехал. Спина болела ужасно, я встать не могла. Испугалась. Спасибо, водитель помог. В травме поставили ушиб позвоночника. Они сразу всё поняли, было так стыдно… К мануальщику ходила, уколы, физиотерапия…
– Оль, он инвалидом тебя сделает.
– Как же мне быть?.. Ни денег, ни работы.
– И кресла-каталки пока тоже нет. Ты же на истфаке училась?
– Да. Я – медиевист. Офигеть, как всем нужна.
– В крайнем случае в школу пойдёшь, учителем.
– И много я заработаю?
– Ладно, ты девочка взрослая, сама решишь. Но если что, звони в любое время. А лучше приезжай, ты помнишь, где я живу. И, пожалуйста, напиши сегодня вечером, хочу быть уверенной, что он тебя не убил.
* * *
– Лиза, что-то случилось? – вскочил воспитанный Тихонов, увидев меня на офисной кухне.
– Как сказать…
– Как есть.
– Понимаешь, я вчера на день рождения к подруге ходила, её дом недалеко от Рязанцевых. А сегодня она вся в синяках. Муж избил. – Я закусила губу. – Оля такая смешливая раньше была! Заводная! Пела, танцевала, глаза блестели, без улыбки её не помню, а теперь у неё блестят одни бриллианты.
– Выпей. – Он налил мне холодной воды из кулера. В помещении было ненамного прохладнее, чем на улице. Кондиционер не справлялся с внезапно нагрянувшей жарой. – Я конфеты купил. «Столичные», твои любимые, свежие.
