Она умела выгрызать совершенно недоступные заказы, выходить победителем в тендерах с участием маститых конкурентов, могла подвигнуть к ремонту граждан, поклявшихся страшной клятвой никогда не связываться со стройкой. А также обладала способностью смотреть на человека в упор немигающим чекистским взглядом.
– Полина Романовна, сворачивай свою Лубянку, – говорил Феня, мужчина ироничный, но нежный. Он отвечал за архитектурную часть. Аполинэр – за финансовую. По второму образованию она была экономистом, а по третьему – дизайнером. Благодаря её талантам мы никогда не сидели без работы. И без денег.
* * *
– Евгений опять дурит, – включилась в обеденную беседу начальница, предпочитавшая любой разговор свернуть на профессиональные рельсы.
– Господи… Что ещё? – простонал Феня.
– Ему не нравится расположение перегородки между кухней и гостиной.
– Там несущая стена. Если он её тронет, я первый настучу в Мосжилинспекцию. Избить его в подворотне? Сломать руки? Чтобы он не писал тебе вацапы на три экрана.
– Секретарше надиктует.
– Тогда ещё и челюсть.
Евгений был нашим кошмаром последний год. Его первое появление в офисе не предвещало ничего плохого, но мне почему-то стали сниться тревожные сны. Я сообщила о своих предчувствиях Полине, которая внимательно относилась к информации любого рода: ТВ, радио, интернет – так-так, интересно. Бывшая жена, любовница, домработница, няня – ещё лучше. Сны, предчувствия, пророки, белые маги, чёрные маги – всех давайте, всё обсудим.
Она внимательно слушала с неподвижным, но неопасным взглядом.
– Хорошо, Лизок, – сказала она мне тогда, – мы будем предельно аккуратны.
И мы были. Но при параноидальной тяге заказчика менять решения каждые два дня нужно быть не предельно аккуратными, а абсолютно недосягаемыми. В географическом смысле.
* * *
– Не переживайте, я всё оплачу, – говорил высокий кудрявый блондин в очень дорогом костюме, с очень дорогими часами, вальяжно развалясь на нашем кожаном диване. И не платил.
От его румяного пухлого лица, в котором было что-то лисье, и тонких капризных пальцев сводило скулы. И не потому, что я не выношу пухлых лиц и тонких пальцев. Не потому. Единственное, чего я добилась от главной, – не задействовать меня в его проекте. Никоим образом. На архитектуру бросили Феню. На декор – Свету. Инженерку поручили Саше Тихонову. Через месяц Света пила горстями успокоительное, а Феня с Сашей, скрываясь от Аполинэр, – коньячок из фляжки (Феня при этом крякал, а Саша морщился). И все тихо матерились.
Обычно Евгений являлся без звонка и с охраной точно к концу рабочего дня, скользкой улыбкой встречая в дверях сотрудников, потянувшихся было в сторону дома, и излагал идеи. Одну безумнее другой.
– А давайте поменяем ванную комнату с кабинетом.
– Это невозможно, нельзя выносить мокрую зону в жилую.
– Вы начерти`те, я посмотрю. И гардеробная спальни мне не нравится. Без окна. А при искусственном освещении одеваться… – он морщил острый носик.
– Тогда за счёт кабинета. В нём два окна.
– Э-э! – хитрый прищур. – Кабинет должен быть светлым!
– Откуда ж я возьму дополнительное окно?
– Подумайте. Я же вам деньги плачу, – ухмылка. – А что, если в гостиной поставить камин?
– Биокамин.
– Нет, я хочу нормальный. С дровами.
– Пожарники не разрешат.
– Вы рассчитайте, начертите, я побеседую с кем надо, разрешат. Представляете, за окном метель, а ты сидишь с бокальчиком… Искорки летят…
Он уже напоминал лисичку, подобравшуюся к курятнику, и шаловливо делал лапкой, чтобы мы поняли, как летят искорки.
Феня шёл курить, некурящий Саша – за ним.
– Нет, я убью его, – кипятился Феня. И это уже звучало не пустой угрозой. – Прямо сейчас.
– Успокойся. Сам окочурится.
– Когда?!
Но, как ни странно, политый кровью нашего коллектива, обмотанный нервами прораба и плотно упакованный в проклятия работяг, ремонт квартиры Евгения подходил к концу. В неё завезли красивый паркет и сантехнику, полумёртвые малярши доводили стены до зеркальной гладкости, готовя к обоям в нежный цветочек («Спальня!» – лукаво улыбался Евгений, показывая жилище друзьям) и в пастельную полоску («Кабинет, место уединения и размышлений! Ха-ха-ха…» – «Чтоб ты сдох…» – тихо шипели малярши).
– Я обнаружил, что проём в стене кухни на полметра короче запланированного, – обиженно сказал Евгений, по обыкновению нагрянув в офис в полдевятого вечера.
– Это всё, что утвердил архитектор дома, – с ледяным спокойствием ответил Тихонов.
– Но меня это не устраивает, – лисичка зло сверкнула глазками.
– Увы, каждый сантиметр свыше – нарушение закона.
– Значит, нужно было подумать ещё.
– О чём?
– Как выйти из создавшейся ситуации.
– Самое лучшее – не входить в неё.
Лисичка опасно покраснела, сжала губки и раздула ноздри.
– Вы мне хамите?
А дальше случилось нечто невообразимое.
Тихонов длинным изящным движением взял свою чашку кофе с журнального стола, невозмутимо положил одну ногу на другую, откинулся на мягкую спинку дивана и начал с удовольствием пить, глядя на Евгения в упор.
Лисичка превратилась в ошпаренную курицу. Причём ошпаренную живьём.
– Да что вы себе позволяете?! – кричал Евгений.
Тихонов молчал.
– Я тебя уволю, дерьмо! Дворником не возьмут! – Заказчик подскочил на месте.
Саша поставил чашку, встал и с видом человека, не интересующегося вопросами трудоустройства, пошёл к выходу.
– Я с тобой разговариваю! Эй, куда намылился?
– Домой. Рабочий день закончился два часа назад, – сообщил Саша в дверях. – Вы тут остаётесь?
Евгений бросился прочь, оглашая помещение яростной бранью.
Феня почесал макушку и голосом главного героя мультика «Ёжик в тумане» произнёс:
– Псих.
Самое интересное, что никаких последствий выступление Тихонова не имело.
* * *
Во второй раз мой ночной гость из магического мира явился через пару дней. Я стояла на балконе и любовалась звёздным небом. Наяву оно было затянуто толстой пеленой туч, а во сне сияло бриллиантами, высыпанными на чёрную бархатную бумагу. Под стать небу был и ветер – тёплый и влажный, с ароматом сладких цветов, будто долетел до нас из далёких краёв, оставив в тоске безутешное море.
– Доброй ночи, сударыня, – двуногое чудовище галантно поклонилось.
Теперь я рассмотрела его получше: покрытое шерстью лицо напоминало волчью морду, как и в четвероногой ипостаси. У чудовищ лицо или морда?
