Ещё они забрали всю обувь, тёмные очки и ножницы. И сняли наручные часы. Одежда и бельё головорезов не заинтересовали, то ли мода у них другая, то ли размер не подошёл, а вот сам рюкзак оценили. И с гиканьем умчались, угоняя карету принца Адама. Кучер плюнул с досады и поплелся в леса. Интересно, тут есть местный аналог ДПС
[14]?
Я увязала поруганное барахлишко в клетчатую рубаху. Куда идти? Пошла вперёд.
Через пять минут меня нагнала ещё одна кавалькада. Почище и поприличнее, но профсоюз, несомненно, был тот же. Командовала парадом молодая черноволосая амазонка в алых шароварах, белоснежной рубахе с воротником апаш, затянутой полосатым шёлковым кушаком, и в широкополой шляпе.
– Стоять! – закричала она.
Ну, стою. И дальше что?
– Добрый день! – ответила я. – Впрочем… не очень и добрый.
Она поправила шляпу кинжалом.
– В смысле?
– Если вы планировали грабить, то опоздали. Вот, – я махнула клетчатым узелком, – больше ничего нет.
– Лось… – выдохнула она. – Рубить-колотить! Да как он посмел, скотина вонючая, на моей дороге!.. Урод. Кастрат поганый. Да чтоб ему сдохнуть в горячке! Чтоб ему до конца дней везде фальшивое золото попадалось! А девки – плешивые и заразные! Чтоб ему печенку червяки прогрызли! Чтоб вся задница язвами пошла!
Какая прелесть! Прямо доставай ручку и записывай. Про кастрата, интересно, это эмоции или факт? Если факт, то зачем ему девки? Хоть плешивые, хоть какие.
– Карета была? – немного успокоившись и спрятав кинжал, спросила она.
– Ага. Новая. Снаружи – лак. Внутри – синий шёлк, ромбом выстеганный. Сиденья – бархатные. На полу – гобеленовый коврик. Латунные фонари надраенные – аж блестят. Лошади в яблоках.
– Рубить-колотить…
Вещички мои разбойницу вообще не зацепили. Она лениво поковыряла их черенком плетки и ещё раз помянула Лося.
– Куда ты ехала-то?
– К Доральду Сивому.
– К Доральду? – удивилась она. – На что он тебе сдался? Жадный как… И сравнить не с кем. Снега зимой не выпросишь.
– Ну, понимаешь… Длинная история.
– Люблю истории. До Сивого далеко, скоро солнце сядет. Заблудишься, и Лось, опять же. Давай ко мне. Взять с тебя нечего, но я же разбойница, просто так отпустить не могу – не положено. Расплатишься историей.
Меня посадили на лошадь за самым тощим разбойником. Дорожный кошмар продолжился. Если первую серию – «Карету» – я назвала слишком нервной, беру свои слова назад: это было милое семейное кино. Зато вторая серия – «Верхом» – стала настоящим триллером! С ароматом моего соседа по лошади в качестве спецэффекта. Нужно будет подбросить этому миру идею дезодоранта.
Разбойничье логово впечатляло: просторный, добротно отделанный дом в лесу за высоким забором. Территория была чистая, ухоженная, подчинённые вели себя с хозяйкой почтительно, на глаза старались не лезть, её указания выполняли неукоснительно, без возражений. Больше это походило на хорошо организованную заставу, чем на бандитскую малину. А внутри – на дворец. Всё сияло: натёртый паркет, серебро канделябров, зеркала, фарфор. Разбойники неслышно передвигались в войлочных тапочках.
Мы присели у камина на втором этаже – в её личных апартаментах. Нам принесли по чашке напитка, похожего на шоколад. Кофе, по-видимому, тут не знали. Прихромал толстый повар в белой куртке с меню ужина. Разбойница что-то вычёркивала, писала. Наконец он ушёл.
– Ну, теперь, – она вытянула ноги, – давай свою историю.
Я рассказала ей о Вольфраме, потом о себе, о маме и папе.
В маленькую столовую принесли ужин на двоих, зажгли свечи. Она тоже говорила – о детстве, о жестокой и требовательной матери, о равнодушном бессовестном отце, о непонимании, о своих разбойниках. Мы дружно плакали. По сути, разбойница осталась одна в тринадцать лет. Ей хватило ума и воли удержать банду матери, погибшей в очередном рейде, и похитить по дороге в королевскую тюрьму опального университетского профессора, который между её набегами на караваны и усадьбы учил своеобразную студентку языку, математике, ботанике, астрономии и истории, а также манерам, приохотил к чтению, давал уроки живописи. И теперь обязательным условием вступления в ряды её головорезов была грамотность и хотя бы минимальный кругозор.
– Если он мезонин от мажордома не отличает… какой из него разбойник? Как я его на дело пошлю: «Иди, пограбь в такой штуке, которая торчит над крышей»?
Да уж… Люсе Окуловой трудоустройство в её банду точно не грозило.
Разбойница мечтала встретить прекрасного благородного мужчину и выйти за него замуж в платье с юбкой в форме распустившейся розы.
Она поделилась своей сокровенной мечтой во время совместного купания в тёплой ванне размером с бассейн. Горели свечи, за окном пели ночные птицы.
– Здорово тут! – От лёгкого вина голова у меня немного кружилась.
– Иногда за день так умаешься, не то что ванну принять, сапоги снять сил нет!
Как я её понимала!..
Уснули мы только под утро, на её огромной кровати, утонув в перине, пышных подушках и кружеве постельного белья.
– Оставила бы тебя здесь, – сказала она за завтраком, – ты бы скрасила мою жизнь. Тяжело одной с толпой мужиков, а что делать, работа. Но ты должна спасти своего Вольфрама. Иначе – зачем жить?
Она так лаконично и чётко сформулировала аргумент в пользу моего отчаянного поступка! Как даже я не смогла. Потом надела мне на шею тонкую золотую цепочку с подвеской в виде маленького ключика.
– Теперь смело путешествуй, наши тебя не тронут. Даже Лось. Все знают: со мной шутить – себе дороже.
– А почему он Лось-то?
– Ему однажды настоящий лосяра засветил рогами и копытами, насилу откачали. С тех пор сипит.
– Куда засветил?
– Никто не говорит. Но, сплетничают, всего изукрасил и по голове приложил – характер у него окончательно испортился. А рожа и была – страшнее не найдёшь. Сватался ко мне. Давай, мол, банды объединим, станем вместе разбойничать. «Сам чёрт будет нам не брат». Ага, он будет мне муж.
– Отказала?
– Конечно! Я таких уродов в штат не беру, а не то что на соседнюю подушку. Проснёшься утром… Брр! Ужас. – Она передёрнулась. – И совершенно необразованный. Письма пишет с ошибками. «Преглашаю на общый розбой с паследующим абедом». Как тебе? Я нормального хочу, а не этого… представителя фауны. И ведь всех отвадил, скотина! Севернее нас Сокол промышлял, баронский бастард. Собой – картинка. И галантный, одуреть! Всегда побрит, в отглаженной рубашечке, сапоги начищены. А Лось… – Она шмыгнула носом.
– Убил?!
– Нет. Он же не совсем кретин.
