– Когда это произошло? – спросила я волшебника, ещё не вышедшего из образа.
– Понятия не имею.
Даже в волшебном мире меня караулил цейтнот. Будто к моим прорабам со сметами добавились колдуны с проклятиями. А срок сдачи проекта никто не отменял.
– Хотя бы где, слышали?
– Далеко отсюда. Буквально на другом конце земли.
Час от часу не легче!
– Доральд, а во мне есть этот свет?
Он глянул ошеломлённо.
– А то вы не знаете!
– Не знаю. Я его не вижу.
– Так вы – не магичка! Есть, сударыня, есть. Но зрят его, – он менторски поднял костлявый палец, – одни лишь маги.
Ну и бог с ним. Перебьюсь.
– Сударь, а что стало с младшим братом?
– Заточили в темницу. Стражник убил его при попытке к бегству.
– А волк? Как же он жил долгие годы? Где скитался?
– Никто не знает, сударыня. Но, судя по всему, с новой внешностью он обрёл ещё и волшебство: способность мгновенно перемещаться, читать чувства людей. Слышал, он умеет путешествовать между мирами. Полагаю, это уже вымысел. На трон возвели регента, но прóклятый принц наблюдает за ним и помогает советами. Нелёгкая доля, сударыня. Ох, нелёгкая.
История, рассказанная Роландом и больше похожая на жутковатую легенду, оказалась правдивой, исключая мелкие детали. Наверное, ни в одном мире нет легенд страшнее реальности.
– Что же делать?..
– Ну… Зависит от… Спасаться!!! – заорал Доральд, выпучив глаза, и весь затрясся.
– В смысле?..
– Бегите быстрее отсюда! А-а!.. Поздно.
Из щели под входной дверью полз сиреневатый туман, запахло садовыми лилиями и нестерпимо потянуло в сон.
– Мои денежки… – простонал волшебник.
И я увидела, как из его бездонного тайного кармана серебристой струйкой вытекают монетки и текут в… корзиночку прелестной дамы, появившейся на пороге. Но – ужас! – туда перемещались не только его монетки, но и мои, оставшиеся в кошельке разбойницы.
– Прекратите немедленно! – потребовала я, борясь с зевотой – вдруг захотелось спать.
– Этот бесчестный маг не отдаёт долг, – чарующим голоском пропела дама. Она была в платье из белого тюля, вся в кружевах и атласных бантиках.
– А я тут при чём?
– Ваши деньги добыты неправедным путем. Они – зло.
Она взмахнула тонкой ручкой, и я провалилась в сон, на краю которого услышала хрип Доральда: «Свет! Свет истинной любви!..»
Мне снились цветущие сады и тихо шумящие рощи с птичками на ветвях, водоёмы в кувшинках, поляны в розовых колокольчиках, незнакомые лица с ласковыми улыбками, но почему-то под звуки Lacrimosa из реквиема Моцарта.
Кто-то умер? Или собирается умереть?
Я поняла: нужно проснуться. Непременно, обязательно. Иначе этот реквием будет по мне.
Сквозь него слышалась другая мелодия, нежная пастораль, объяснявшая цветочки, птичек и чьи-то улыбки, но великий Вольфганг Амадей не для того писал музыку смерти, чтобы через неё могла пробиться какая-то слюнявая пастораль.
* * *
Они стояли у моих ног: три прекрасные дамы с сияющими, покрытыми золотыми сетками, волосами, с такими гладкими лицами без единой морщины, будто их накололи ботоксом до полного паралича. А я лежала на кушетке посреди шатра из белоснежного шёлка.
– Моя дорогая, – начала дама справа, рыжая с фиалковыми глазами, – какое счастье, что мы вырвали вас из рук этого ужасного человека! Своей жадностью он готов отравить любое сердце.
Я пыталась возразить ей: никто никого не травил, мы мирно беседовали, но лишь закашлялась.
– Прошу, не говорите ни слова, вы ещё не восстановились после тумана и путешествия, – сказала дама в центре.
– Где я? – мой хрип нашёл дорожку в пересохшем горле.
– Вы в краю фей, – нежно улыбнулась, показывая жемчужные зубки, дама слева, тоненькая голубоглазая блондинка. – Здесь вам нечего бояться.
– Вы – феи?
– Да.
– Феи – значит волшебницы?
– Разумеется.
– Тогда, прошу, помогите мне!
– Мы с радостью помогаем смертным в их делах. В добрых, конечно.
– Спасите моего любимого! Его проклял злой колдун, превратив в чудовище, но срок проклятия заканчивается. Я должна найти их, но не знаю, где искать. Если не найду, колдун убьёт Вольфрама, а если найду… Не уверена, пощадит ли он его, исполнит ли своё обещание. Злодей невероятно коварен.
Фея в центре, зеленоглазая, с густыми каштановыми волосами, поджала губы, а рыжая фея справа нахмурилась:
– Не нужно так нервничать. Вы испортите нашу гармоничную атмосферу флюидами страсти и гнева. Мы попробуем вам помочь. Только не сопротивляйтесь. Это всё затруднит, если не испортит.
Готовы помочь, тогда почему я по-прежнему слышу реквием?..
– Закройте глазки, – светловолосая фея тронула мой лоб тонкой светящейся палочкой, – и ни о чём не думайте…
Я уснула. Не было никаких снов, одна непроглядная темнота, и лишь иногда за ней призрачными огнями вспыхивали золотые глаза волка, очень печальные.
* * *
– Ах, какой чистый! Посмотрите-ка! Прелесть.
– Есть смещение к зелёной части спектра.
– Да, высокий процент сострадания.
– Многовато жалости.
– Это неплохо при такой решимости. А нежности сколько!
– И жертвенность… Как я люблю жертвенность!
Меня разбудил щебет звенящих фейских голосков.
– Проснулись, милочка? Ну и чудно.
Я хотела спросить, удалось ли им найти Вольфрама, но не смогла произнести ни слова. И не смогла приподняться с кушетки – закружилась голова и накатила слабость.
– Тише, тише, – задрожала ресницами та, что с фиалковыми глазами, отдавая белокурой девочке лет двенадцати стеклянный сосуд с лёгкой светящейся жидкостью, которая плескалась по дутым бокам сосуда от каждого движения. Девочка выскользнула за полог шатра. – Вам нужно ещё полежать.
Преодолевая слабость, я села.
– Вы нашли Вольфрама?
– Послушайте, – произнесла темноволосая и зеленоглазая, самая строгая из трёх, – не стоит здесь говорить об этом… чудовище. – Она с отвращением раздула тонкие ноздри точёного носика. – Его прокляли за дело. Кстати, вам на будущее: невинного человека проклясть невозможно.
– Это святого проклясть невозможно, – возразила я, силясь встать. И свалилась на траву.
Три феи склонили надо мной стройные шеи.
