Лавка была приличная. Опрятная, светлая, заставленная добротными деревянными шкафами. И практически без магических атрибутов. В глубине помещения, за массивным столом сидела дородная пожилая женщина, ещё не перевалившая тот возраст, после которого без раздумий с языка слетает слово «старуха». Она читала толстую книгу, вскидывая кустистые, сросшиеся на переносице брови, хмыкая басом, морща крупный красный нос с волосатой родинкой и кривя вурдалачьи губы под полоской чёрных усов.
– Здравствуйте! – сказала я.
– Вот, значит, что… – Её слова были адресованы не мне. – Как он его… Хрясь – и с концами! – она рубанула воздух ребром ладони. По-видимому, читала детектив.
– Здравствуйте! – я усилила звук.
– Чего тебе? – ведьма едва подняла голову.
Ни вам здрасьте…
– Мне нужно спасти одного человека.
– Ну, спасай… – Она вернулась к детективу.
– Я не смогу без вашей помощи.
– Да? Что так?
– Понимаете, его заколдовали.
– Ясное дело. – Она слушала вполуха и вдруг разразилась громовым хохотом. Наверное, детектив был с юмором. Потом спросила:
– Кто заколдовал?
– Э-э… Колдун.
– А я думала, почтальон. – И перелистнула страницу.
– Тот, который Золушке пальцы отрубил.
– О! Серьёзный парень! – ведьма наконец-то посмотрела на меня.
– Он превратил его в чудовище. В волка.
– Уверена? Может, он и был чудовищем? – Она презрительно цыкнула. – Люди!..
– Уверена.
– А что ж ты к феям не пошла? – в голосе сквозила издёвка. – Дурачьё влюблённое обычно к ним бежит. К тому же от тебя несёт истинной любовью, не продохнуть!
– Я была у них. Они после слова «волк» ничего слышать не хотят. Их рвёт цветами.
Ведьма зашлась беззвучным смехом.
– Феи!.. – И скривила мясистое лицо. Похоже, больше людей она презирала только фей.
– Свет истинной любви и деньги забрали, еле ноги унесла, но не помогли.
– М-м… Лихо. Сколько ж у тебя того света, если забрали, а ты всё ещё ползаешь? И светишь, – ведьма прищурилась, – аж глазам больно. Должны были до капельки выцедить. Ты совсем не остыла к своему… чудовищу?
– Нет. Нисколько.
– Поди ж ты!.. А с добрыми да, шутки плохи! Так отвесят – злой растеряется! – И деловито добавила: – Это дорого.
– А поточнее?
– От двухсот птенчиков.
– Каких птенчиков?
– Ты не местная?
– Нет.
– Понятно.
Она вынула из ящика стола монету с отчеканенной птицей. Деньги разбойницы выглядели иначе. Монета была старой и изрядно побитой, но…
– Золото?
– Ну не медь же!
Двести золотых монет. Да откуда же я их возьму! Что продать? На Земле я могу что-нибудь найти, в конце концов, продам машину, я на ней почти не езжу. Но хватит ли?
– Я посмотрю? – кивнула я на монету.
– Смотри, не жалко.
Граммов тридцать. Не меньше. То есть всего… шесть кило золота?!
«О-у-ужас…» – как говорит моя знакомая, объединяя в одно слово ужас и сопутствующее ему эхо, будто пробивает для него кругленький тоннель, чтобы было где погулять.
Я мучительно вспоминала бегущую строку финансовых новостей в телевизоре. Кажется, две с половиной тысячи рублей за грамм. Итого получается… пятнадцать миллионов рублей. Квартира. Но даже если так, квартира там, а золото нужно здесь.
– Нет денег? – поинтересовалась ведьма. – Ну, тогда расплатись кровью.
Я нервно закашлялась.
– Водички? – преувеличенно участливо спросила она.
– Не надо, – прохрипела я. Ещё отравит… Или усыпит. Плавали, знаем. Посидела минутку. Подышала. – А сколько нужно крови?
– Да сюсеньку. Стаканчик.
Феи тоже брали «самую малость».
Я с детства боюсь крови, а от её запаха меня мутит. Стоило на сытый желудок учуять его, рвало нещадно. За последний месяц я похудела до сорокового размера. Не представляю, что со мной будет после очередного донорства.
– Согласна. Начинайте.
Ведьма критически оглядела меня.
– Больно ты тощая. Не оттопыришься? Поешь сначала. И горячего побольше выпей.
– Я вроде завтракала. Чай пила.
Аппетита с утра никогда не было.
– Вроде… в огороде…
Она ставила дымящиеся тарелки на стол, а я думала: «Пусть отливает. Будь что будет! Какая уже разница…»
От еды (ведьма оказалась знатной кулинаркой) и травяного отвара с мёдом я охмелела. Веки потяжелели, а голова и вовсе налилась свинцом.
– Погоди минутку, – сказала она, – потом отоспишься.
Ага. Вечным сном.
Она сцапала мою руку, пошлёпала у локтевого сгиба и ловко чиркнула чем-то острым. Быстрый укол боли, и ровная струйка потекла в миску с краем, вырезанным ровно под моё предплечье. У них тут всё предусмотрено! Интересно, какого размера её «стаканчик»?
До чего омерзительно пахнет! Я отвернулась.
– Ну, готово! – радостно заявила ведьма, прилепляя на порез тонкий розоватый лепесток, похоже, от герберы. Кровь тут же остановилась. Она слила её в стеклянный фужер миллилитров на двести. И облизала миску. Меня передёрнуло. Потом подняла стакан, любуясь содержимым.
– Будем! – Причмокнула и начала пить.
Весь мой обед резко скакнул вверх, к выходу. Мыча, я зажала рот ладонью, но знала, что не поможет. Никогда не помогало.
– Тихо, тихо… – Ведьма оторвалась от недопитой крови, чтобы дотронуться до моего лба. – Спи.
И я провалилась.
Мне снился парк. Я, разодетая, как Мария-Антуанетта, то неспешно брела по его аллеям, то бежала, цепляясь длинной юбкой за ветки подстриженных кустов. И тогда ветер налетал рассерженным вороном, терзал причёску и рвал кружева, словно отзываясь на мучившие меня чувства. Я искала моё чудовище и нигде не находила его. Звала, но безответно. За деревьями белел дворец с тёмными глазницами окон, он был пуст, хозяин оставил его: дворцы не для чудовищ и не для волков.
Чей-то силуэт мелькнул за деревом.
– Вольфрам!
Нет, показалось. Я неслась дальше под грозовым небом. В тучах уже вспыхивали молнии. Крупные капли падали на голые плечи, катились по лицу, смешиваясь со слезами, и всё – под «Лунную сонату», которая имеет очень стороннее отношение к луне, но прямое – к разбитому сердцу.
* * *
– Хватит гонять, а то башку расшибёшь, – кто-то тряс моё плечо и басил прямо в ухо. – И соплей в доме не терплю.
