– Пожалуйста, дайте воды, – попросила я заплетающимся языком. Рот пересох, почему-то саднило горло.
С трудом села.
– Тут тебе не лазарет. Дайте, подайте… – ведьма протянула стакан.
– Вы?..
– Нет, королева фей.
Она так изменилась, что я узнала её лишь по голосу: помолодела лет на двадцать, постройнела, брови «похудели» и расползлись от переносицы, уменьшился нос вместе с родинкой.
– Надевай, – она вынула из шкатулки широкий серебряный браслет, – свет твой гадский прикроет, хоть маленько.
– Спасибо. Вы… похорошели.
– Уж куда там! Сейчас в шелка выряжусь и побегу вприскочку жениха искать. Хм, как некоторые. Садись есть, а то будут потом говорить, что ведьмы людишек голодом изводят.
– Я же ела только что.
– Шесть часов назад ты ела. Приличные ведьмы отобедали уже.
Я глянула в окно: и вправду, солнце катилось к вечеру.
Вдруг что-то блямснуло по оконному стеклу. Из-за рамы показалось взволнованное лицо пророчицы, закиданное седыми патлами, спускавшимися на серую хламиду. Я замахала ей, успокаивая: «Всё нормально, не переживай!» Она ушла.
– Рыжая приходила? – язвительно спросила ведьма.
– Никто не приходил.
– А то я не видела! Терпеть не могу эту прохиндейку. Врушка драная. Дара – кот наплакал, а туда же – пророчествовать. Особенно выводит из себя доброта её идиотская! Сироткам – хлебушка, кошечкам – молочка, нищему – монетку! – кривлялась ведьма. – Пророчица? Так пророчествуй! А не… Дешёвый популизм.
Интересно, какое слово местного языка мой нитяной переводчик назвал популизмом?
– Извините. – Я с аппетитом обгладывала куриную ножку. – А теперь вы скажете, что мне делать?
– Снимать штаны и бегать. – Ведьма швырнула на стол миску с творожными клецками, щедро залитыми сметаной. – Ты точно хочешь спасать своё уродище?
– Не уродище, а чудовище.
– Один дрын. На чёрта он тебе сдался?
– Вы же сами видите. Я его люблю. – Я отодвинула миску. Настроение резко упало.
– Любит она его! – передразнила ведьма. – Вот всё зло от этой вашей любви. Все неприятности. Из другого мира за ним тащилась, балда?
– Заметно?
– Кому как. Знающему человеку заметно. Он тебе что-нибудь обещал?
– Нет, ничего не обещал.
Она прикрыла один глаз.
– И не беременная.
– Да у нас не такие отношения!
– Вижу. Истинная любовь у вас. Тьфу!
– У нас?.. Значит, у него ко мне тоже истинная любовь?
– Да уж наверняка. Так засиять – одной дуры мало. Тут и второй на растопку нужен.
– Ой, правда?
Я выбежала из-за стола и обняла её сзади за пышные плечи. Впрочем, уже не настолько пышные, как вчера.
– Уйди ты со своими сю-сю-сю, прямо тошниться тянет! Зря я обедала, что ли? По-настоящему, отстегать бы тебя да в чулан запереть. А лучше – домой закинуть, чтоб честных ведьм светом этим не бесила.
Я села напротив и замерла.
– Да не щемись, я ж не фея, раз обещала, помогу. Но не пожалей потом, если во что вляпаешься. Я тебя останавливала, – она потрясла передо мной помолодевшим пальцем.
– Не пожалею.
– Ну, ладно. Тебе нужен смягчитель сердца.
– Мне?..
– Да не тебе! Вот дурында! Для колдуна. Иначе ты к нему и близко не сунешься.
– А что это такое?
– Эликсир. Очень редкий. У нас, у злодеев, понимаешь, сердце твёрдое, заскорузлое, его ничем не проймёшь. Нам никого не жалко. Обидеть, обобрать, замучить – с нашим удовольствием!
– Ты же не будешь меня обирать? – от испуга я перешла на «ты». – И мучить…
– Нет. Строго в рамках ведьминского кодекса. Я ведьма лицензированная, поэтому умеренно злая. А уж колдун твой – всем злодеям злодей! У него не сердце, а каменюка гранитная, непрошибаемая.
– Он должен выпить эликсир?
– Ну ты даёшь! Будет он пить из твоих рук, щас! Эликсиры не идиоты составляют. Пробочку вынешь, он и распылится. Колдун вдохнёт и… – Ведьма уставилась в блестящий начищенный чайник.
– И? – Я замерла в ожидании.
– Гремучий порошок! Да что ж ты со мной, зараза, сделала!
Она вскочила и убежала за дверь в глубине лавки. Через несколько секунд вышла с пыльным зеркалом.
– Без ножа зарезала!
– Да что случилось-то?
– Весь внешний вид мне своей кровищей попортила! Как я на люди-то покажусь! Ох, нечистая сила!
– Я же говорила: «Ты помолодела». Думала, ты этого и хочешь.
– «Этого»?! – возмутилась ведьма, тряся перед моим носом зеркалом. – Да я хотела силушку вернуть, а ты сделала из меня чёртову фею!
Ну, фею, конечно, я из неё (слава богу!) ещё не сделала, но изменения, как говорится, были налицо.
– Ты с утра в зеркало не смотрела? – спросила я.
– Не имею привычки в них пялиться, – обиженно огрызнулась ведьма. – А ты – змея! Нет предупредить!
– О чём?!
– О крови твоей змейской! Как она честных ведьм уродует!
– Во-первых, не уродует, а украшает, а во-вторых, я сама не знала.
– Не знала она…
– Клянусь.
– Ладно, – засопела ведьма, – Давай чай пить, а то остынет.
* * *
– Всё от света твоего, – успокоившись, сказала она.
Мы спустились в полуподвал, в её лабораторию. Уютно булькал котёл, пахло пряностями. Ведьма размеренно толкла в ступке смесь сухих трав, древесных почек и чего-то типа перца горошком.
– Он разный бывает, свет. Везде написано: возвращает силы. И ни в одной книжонке ни слова о молодости и, пропади она пропадом, красоте.
– Ну почему же «пропади пропадом»? Разве плохо быть красивой?
– А что, хорошо? Вот ты, красивая, сильно счастлива?
– Прямой связи, конечно, нет, но… – И вдруг до меня дошло: – Ты назвала меня красивой?
– Хм… Не очень радуйся. Я это не от доброты, а как правду.
– Всё равно спасибо.
– Дочка моя тоже «краси-и-ивая»…
От её гримасы я едва не захохотала. Ей бы в цирке выступать!
– Сама тощая, зенки голубые, белобрысая, шея тонкая, как у гусёнка. В отца покойного. И тоже дура дурой.
– Она с тобой живёт?
– Нет, замуж выскочила. За такого же дурака. Ну и холера с ними, с глаз долой – из сердца вон.
