– Почему мы говорим о них?
– Чтобы ты поняла, какое счастье ждёт тебя – редкое, почти недоступное людям.
– В чём же оно?
– В наших сердцах. Мы любим одну женщину и отдаём ей всё, что имеем: небо, землю, золото. Своим дыханием мы продлеваем ей жизнь на сотни лет вместо обычных десятков. Она не узнает самого страшного человеческого проклятия: не увидит смерти своих детей, сыновья и дочери дракона переживут её, ведь у нас нет болезней. Но, когда срок уйти настаёт – человеческое тело слабо и не сравнится с нашим, живущим тысячи лет, – мы похищаем её старость: наши жёны угасают тихо и безболезненно, не дряхлея, окружённые теплом и заботой. И умирают с улыбкой на молодых устах. И лишь после этого, отскорбев и отплакав, мы берём новую жену. Если только не выбираем одиночество или не уходим вслед за той, чью смерть мы не в силах перенести. Нас сложно убить, но порой мы расстаёмся с жизнью сами, утратив любовь.
Сотни лет рядом с прекрасным мудрым драконом, без болезней, без старости, под чуткими руками верных служанок, в окружении его потрясающих детей, среди богатства и роскоши. Об этом стоило подумать.
– Почему ты уверен, что я пройду испытание?
– Ты уже прошла его: не смотрела на золото и на убранство моего замка. Не соблазнялась совершенствами моих сыновей – глядя в их глаза. И грезила о том, как будешь любить их материнской любовью. А ещё… В тебе постоянно звучит музыка. С тобой будет очень приятно жить, Симона.
– Прости, но моё сердце несвободно. Я бы, не сомневаясь ни на миг, согласилась стать женой любого дракона твоего Дома, но я не могу.
– Сможешь. Ты забудешь его. Это неизбежно. Ты даже не заметила кольцо.
– Кольцо?..
– Разве ты не удивилась тому, что среди многих украшений, надетых на тебя служанками, не оказалось ни одного кольца?
Действительно, это было странно. Браслеты и ожерелья, цепи с подвесками, но колец не было. Я решила, что здесь их не носят.
– Мы признаём лишь обручальные кольца.
Он взял мою правую руку. На среднем пальце блестела тонкая золотая полоска.
– Но я не помню, чтобы надевала его!
– Я сам надел его тебе, когда ты отвлеклась. Если бы ты не годилась в жены дракону, кольцо обожгло бы тебя. Ни одна из служанок не смогла до него дотронуться. Магия наших колец – древнейшая в мире. Уже нет существ, помнящих времена их сотворения. Они – не только символы любви и верности, они – защита, обереги от всех напастей. Отныне тебе мало что угрожает, и я почувствую угрозу. И всегда приду на помощь.
Не сказал, кого он прочит мне в мужья. Впрочем, догадаться было несложно.
Ушёл. А безнадёжный «Апрель» не уходит.
* * *
Интересно, наш побег от сиртов был окончательным или мне повесили амулетик посильнее, и я, голодная, тощая, на последнем издыхании, продолжаю, сидя в маленькой комнатке, смотреть исправленные сны о счастье? А зрители кивают безротыми головами, сверкают порочными глазками-блюдцами и в восторге хлопают ладошками с извилистыми пальчиками.
А если нет… Как ты будешь расплачиваться со мной, моё чудовище?
* * *
Утром я любовалась горами с галереи, по которой шла вчера вместе с Вэллардом. Небо было прозрачным до звона, и ветер нёс запах неведомых трав. Хотелось навсегда запомнить его и потом смаковать вспоминания, как дорогой напиток. Откуда-то слышалось журчание воды и пение птицы. Вдруг их перекрыл незнакомый голос:
– Отпусти её, прошу!
Ему ответил Вэллард:
– Зачем мне её отпускать?
– Она не любит тебя.
– Зато она любит всех вас. И меня полюбит. У нас много времени.
– Нет, отец. Ты не понимаешь! Почему ты отрицаешь очевидное: ты уловил вибрации её истинной любви даже в другом мире! Она не откажется от него.
– Откажется.
– Но не будет счастлива.
– Стефания была счастлива. Целых триста лет! Она тоже любила своего князя и пыталась свести счеты с жизнью. А потом тысячу раз благодарила, что я не отпустил её, не позволил сбежать или умереть. И теперь у тебя есть ещё один брат и сестра. Она изменится, помяни моё слово. Симона совсем не ощутила кольца. Оно истончилось на её пальце, словно полоса, нарисованная золотой краской. Значит – ей не тяжела жизнь с нами. Я видел, как её душа стремится к вам…
– Нет, отец. Нет… Просто она добра и чиста.
– В тебе говорит твоя боль, Элорд. Я соболезную утрате, но мир, как ни обидно, не рушится от нашей боли, он живёт дальше. И нам остается только присоединиться к течению жизни.
– Ты не прав, отец…
То ли угощения сиртов становятся всё более изысканными, то ли мы от них действительно сбежали.
* * *
«Надо разобраться с истинной любовью, – думала я. – Всегда ли она означает чудо вроде моей крови? Почему они так носятся с ней?» Я решила найти ответ привычным способом.
– Извините, где у вас библиотека?
Девушка в серой одежде служанки низко опустила голову, лица не разглядеть.
– Идёмте, сударыня, я провожу вас.
Библиотека впечатляла. Стеллажи, упирающиеся в пятиметровый потолок, сплошь заставленные книгами, книги на полу и на огромных резных столах. Фолианты, свитки. Завязанные тесёмками папки. Листы гравюр и карандашных рисунков. Чистый рай для учёного! Ну, у меня интерес поуже.
– Чем могу быть полезен, сударыня? Руффус Кирри Третий, старший библиотекарь, к вашим услугам.
Передо мной стоял седой благообразный старик.
– Здравствуйте, господин Кирри. Я – Симона Трой.
– Сердечно рад знакомству!
– Я бы хотела почитать об истинной любви. Не поможете?
– А что, позвольте спросить, вы уже знаете о ней?
Я поняла: он не видит моего пресловутого света и не имеет отношения ни к чародеям, ни к драконам.
– Да, собственно… ничего.
– О! – он буквально озарился счастливейшей улыбкой. – Восхитительная тема! Интригующая. И возвышенная. Тысячи лет не утихают диспуты: она – благословение или проклятие? Феномен истинной любви исследовали величайшие умы! Величайшие. Горорс, Сагред – из драконов, а из человеческих магов – Барламус, Сунрой. И не пришли к единому мнению, представьте! То говорили, что причина – особенная формула крови, то – вмешательство высших сил. Одни настаивали на бессмертной душе, путешествующей с миссией истинной любви, возрождаясь таким образом в каждом новом теле, другие полагали, что она – дух, который нисходит на чистейшее помыслами существо. Долго её считали свойством исключительно иномирян, пока в пятнадцать тысяч восемьсот втором году по новому календарю она не проявилась во всём великолепии у королевы Алсара Ромильды, когда могариты захватили в плен её супруга Бенедикта Второго.
