* * *
– Теперь и ты – чуть-чуть дракон.
Солнце садилось. В его остывших лучах глаза Вэлларда стали густо оливковыми с золотыми искрами. Он проводил меня до площадки на скале, где уже прогуливался Элорд.
– Иди спасать своё чудовище, пока я не нашёл и не испепелил его. Передай ему: я очень многого от него жду. Не представляю, как он выкрутится. Ты не любишь украшения, но возьми. Вдруг пригодятся. В крайнем случае – продашь, – он протянул мешок.
– Ну что ты! Зачем?
– У нашего золота есть одна приятная черта: его нельзя украсть. Тот, кто попытается, сто раз пожалеет и вернёт. Опять слёзы! Ладно, ухожу. Это вам, женщинам, – только бы плакать, а нам – ещё королевствами править.
Я смотрела в его спину, пока он не скрылся в гроте: высокий, широкоплечий, узкобедрый, с развевающимися волнами золотых волос, самый прекрасный дракон на свете.
– Ты готова? – спросил Элорд.
– Да.
– Подождите минутку! Пожалуйста! – Высокий худой юноша бежал к нам от входа в грот, размахивая рукой. Это был Дирхаш. – Госпожа… – Он остановился отдышаться. – Вот, держите. Я нашёл амулет, неделю искал! Перерыл кучу книг! Повезло. Даже не верится! Компас истинной любви. С ним вы без труда отыщете вашего жениха.
Как всё логично! Раз ищу, значит – жених.
– Спасибо тебе!
Он улыбнулся. Хорошенький до невозможности! Как сын Снежной королевы: белокожий, черноволосый, с прозрачными льдистыми глазами. Или как ангел. Только дракон.
– Спасибо! Я очень признательна!
– Ну что вы… Не стоит. Это от нас… с Синвой.
* * *
Мы долго летели. Пару раз Элорд приземлялся.
– Мне не нужен отдых, – сказал он. – Но боюсь, ты утомилась.
– Да нет же! Не волнуйся за меня.
– Как же не волноваться? Ты собираешься встретиться со злодеем. Злодеи – особенная каста. Я никогда не мог их понять. Что за радость мучить других? Даже видеть несчастья окружающих – больно. А уж причинять их нарочно! Отец Элми почти обезумел, когда понял, что натворил. Но её не вернуть, я не могу пожалеть его. С тех пор как я потерял любимую, мир стал тусклым и тихим. В природе нет прежних красок и звуков. Или моя тоска разгоняет их, они меркнут при моём приближении.
– Элорд, – я погладила его по смуглой щеке, – ты заслуживаешь счастья, как никто другой. И твой категоричный отец прав: потеряв любовь и отбросив надежду, мы вдруг восстаём для новой жизни. Так же, как весной из-под снега пробивается новая трава, к тебе придёт любовь, которой ты уже не ждёшь. Она согреет твоё сердце, мир вокруг расцветёт и наполнится музыкой. И ты удивишься, почувствовав себя упоительно живым. Я желаю этого от всей души!
* * *
Мы летели всё дальше на юго-запад, как и говорила пророчица. Компас светился и вибрировал сильнее с каждым мгновением, подтверждая её слова. Наконец к его сиянию добавился тонкий пронзительный звук. Дракон опустился на каменистый обрыв, под которым переливалось в солнечных лучах неспокойное море.
– Всё, Элорд. Улетай.
– Симона, я боюсь тебя покинуть.
– Не бойся. Я справлюсь.
– Мысленно позови меня, если ощутишь опасность. Я буду неподалеку. Удачи.
– Спасибо.
Я осталась одна. Долго ждать не пришлось. Воздух заклубился вихрем, поднявшим пыль с сухой земли, и рядом со мной на пожухлую траву упал волк. Его глаза были закрыты. Он застонал.
Я подбежала к нему.
– Вольфрам! Милый, что с вами? Очнитесь!
– Вольфрам?.. Хм… – ухмыльнулся колдун, появившийся следом. Белокурый сероглазый парень лет тридцати пяти. У Волан-де-Морта хотя бы лицо напоминало змеиную морду, а у этого подросшего купидончика лишь во взгляде плескалась несусветная злоба. Но зажмурься он – пригласили бы вести передачу «Спокойной ночи, малыши!» или в Большой театр – петь партию Леля в «Снегурочке». – Ты дала ему имя?! Прóклятому? Сумасшедшая… Своих бед мало?
– Почему он без сознания?
– У волка есть сознание? – продолжал издеваться он.
Я стиснула зубы.
– Твоё условие выполнено. Я люблю его истинной любовью. Её свет…
Он не дал мне договорить:
– До чего ж вы ничтожные! Вы готовы любить чудовище, если оно разок проявило к вам унизительную жалость. И не можете оценить чужой честности. Принципы для вас – пустой звук. Ради достижения своих мелочных целей вы пойдете на всё – ложь, мерзкое кокетство, лесть. Вы отвратительны!
Я не спорила с ним. Зачем? С таким же успехом Джеймс Кук
[25] мог убеждать туземцев в пользе вегетарианства.
– Ты должна была прийти одна. А я чувствую где-то поблизости… дракона?! Да как ты посмела!
Он взмахнул рукой. Нас накрыло удушливым сизым туманом и выбросило из него на пустынный перекрёсток, к которому подступали редкие заросли кривых ёлок. Ни указателей, ни дорожных столбов, ни обычной для просёлочной дороги колеи. Меня мутило, картинка двоилась, но кое-кому было гораздо хуже.
– Вольфрам!
Глаза волка метались в узких просветах за воспалёнными веками. Голова безвольно откинулась назад, сухие губы были приоткрыты, а сильные лапы конвульсивно сжимались. Он мелко и порывисто дышал.
– Что ты хочешь, колдун? Вот золото, драгоценные магические артефакты. Что ты хочешь за его жизнь?
– Я хочу изрубить его на куски. И бросить диким зверям. Давно. Я ждал лишь тебя. Обидно устраивать такой чудесный спектакль для себя одного. Эгоистично и несправедливо. Ты будешь моим зрителем. Насладись представлением, которое никогда не забудешь. Премьера, единственная в сезоне! А твои игрушки мне не нужны.
– Нельзя нарушать слово. Ты обещал вернуть ему человеческий облик, а вместо этого убиваешь.
– Я бы не нарушил, если бы не твоя ложь. Ты лгала ему с первой встречи. Даже не могла правдиво назвать своё имя. «Честная девушка!» Помнишь? Я был уверен, что та, кого он полюбит, станет врать, вы все врёте. И ты не подвела. Молодец!
– Когда он очнётся, я буду честна с ним.
– Поздно.
Я выдернула кристалл из флакона со смягчителем сердца, белёсый дымок рванул в сторону колдуна. Пару мгновений тот стоял, окутанный им, не двигаясь.
Потом дымок исчез.
– Чем ты задумала приворожить меня? Вот этой нелепицей? Я слышал, Виктор Кай отпустил пойманную на шпионаже магичку за её заслуги перед страной и им лично. Велел снять с неё цепи, не казнил, не пытал. И назвал своей сестрой. А также говорят, будто он повредился рассудком. Или его зачаровали. Чему верить?.. Кругом столько лжи! Кажется, люди вообще не могут без неё жить. Готовы терпеть голод, холод, жажду, любые муки. Но без лжи – никак. Теперь я понимаю, Виктор тебя просто выгнал. Кому ты нужна? Бездарность.