Мы говорили с ней целый час. Вернее, говорила она. Я поняла главную причину, по которой Полина приняла блудную дочь обратно: мой проект занял первое место на серьёзном конкурсе. Поскольку он выставлялся от студии, премия и престиж легли на счёт конторы. И теперь у начальницы были большие планы относительно моего будущего.
– Завтра с утра, Лизок, обсудим подробно.
А сегодня мне следовало ознакомиться с чертежами, концепциями и так далее.
Только один человек с момента моего появления не произнёс ни слова, но почти неотрывно смотрел, пока я смеялась с коллегами, и периодически – пока слушала Аполинэр. Саша Тихонов. От его взгляда становилось не по себе.
Что изменилось за моё отсутствие?
Вечером мы сели за круглый стол, разлили шампанское. Феня поднял тост за воссоединение нашей дружной семьи. Все чокались. Я подумала: и правда, даже с волнениями и авралами, ошибками и нагоняями от начальницы, на работе я чувствовала себя лучше, чем среди родных, а настоящей семьи у меня давно не было. В этом мире. А в другом я оставила брата, близких друзей и самого важного человека в моей жизни. Так где же мой дом?
Тихонов устроился напротив. Он, как обычно на всех праздниках, не пил и очень мало ел, лишь пробуя закуски и сладкое. И я поняла, кого он напоминал мне: Мелвина Пирса – осанка, манера держаться, немногословность. Аристократ. Недаром Феня прозвал его Принцем. А глаза – как у…
Я не буду никого сравнивать с тобой, волк. Ты – единственный.
* * *
Мы с Любой приехали к Лале. Она жила в центре. Еле добрались от метро – такая метель выла, сбивала с ног, осыпала снежными волнами, будто мы не в Москве, а за полярным кругом!
– Ох, и заварила ты кашу! – усмехнулась румяным ртом Лала. – Не удивлюсь, если о тебе там песни сложат.
– Да пусть складывают, – сказала Люба. – Главное, чтобы их не на похоронах пели. Мири санакуны
[28], скажи, встретятся они?
Сердце замерло. Лала взяла мою руку.
– Тяжело ты шла к нему! Как страдала!.. Себя не жалела. Но ему до тебя дойти ещё тяжелее будет. Что до Луны пешком – так тяжело. Он очень сильный. Может дойти. Но точно не вижу. Скрыто будущее.
«Может дойти…» – это нужно было запомнить. И повторять много-много раз в день. Каждый день. Чтобы оно превратилось в «дойдёт».
* * *
На следующее утро Аполинэр встретила меня с загадочным видом:
– Лиза, хочу доверить тебе проект Никольского.
– Почему мне? Я даже не была на первой встрече с заказчиком.
– Из всех наших работ он отметил твои – Остоженку и ВДНХ. Серьёзной архитектуры и инженерки нет, один дизайн. Сложностей не возникнет.
Здание понравилось сразу. Типичное административное, девятнадцатый век, восьмидесятые-девяностые годы с их неорусскими кирпичными фризами и скатной крышей. Хай-тек в них живёт великолепно.
За стойкой администрации сидели две симпатичные девушки в белых рубашках.
– Я к Никольскому на четырнадцать.
Кабинет генерального был на верхнем этаже. Перекрытие чердака при прежнем ремонте разобрали, открыв фермы и изломы крыши. Это было красиво. Но обновить действительно не помешало бы: отделка смотрелась пожухлой и устаревшей.
– Павел Валентинович задержится на десять-пятнадцать минут, – тоненькая, как прутик, девушка с балетной выправкой проводила меня в приёмную. – Чай, кофе?
– Спасибо, не беспокойтесь.
– А у нас печенье вкусное, – у неё была заразительная улыбка.
– Тогда кофе.
* * *
– Пожалуйста, позвоните Толмачёву. И отмените встречу в шесть. – Мужской голос заставил меня вздрогнуть.
Нет. Так не бывает… Теперь ты будешь мерещиться мне везде, волк? Это нечестно.
Генеральный стремительно взбежал по лестнице и увлёк меня в кабинет.
– Здравствуйте. Извините за ожидание. Надеюсь, о вас позаботились?
– Да, спасибо.
У него были пепельно-серые глаза и длинная косая челка, падающая до уха. И немного надменный изгиб рта.
– Сейчас расскажу вам, что я хочу.
Расскажи. А я пока посмотрю на тебя, вспоминая кое-кого с похожим выражением глубоко посаженных глаз.
Он воодушевлённо говорил о своей фирме. У него была масса идей и энтузиазм, совершенно не присущий моему чудовищу. Слава богу. Будь он столь же меланхоличен и нетороплив, я бы просто удрала.
Через полчаса я уже видела: сходство не такое впечатляющее, как показалось вначале, но оно, без сомнения, было, особенно в голосе. А ещё через полчаса стало ясно, что у него есть интерес не только к моим проектам.
– Елизавета, мы нигде не могли пересекаться? Вы мне кого-то отчаянно напоминаете, не пойму кого.
– Симонетту Веспуччи. Я её всем напоминаю.
– Я должен её знать?
Через минуту на планшете Павла расположились несколько Симонетт.
– Точно. – И его деловой энтузиазм окончательно покорился… чему-то более личному. – Вы не устали? Давайте пообедаем, здесь неподалёку есть приличное кафе. А потом продолжим. На пустой желудок неважно соображается.
Я и сама была страшно голодной – не успела позавтракать. Кофе с печеньем поддержал меня, но уже выветрился.
В коридоре мы встретили красивую женщину, высокую, стройную, при этом полногрудую, но потухшую, измученную и потерявшуюся в невзрачной одежде. Она с такой тоской глянула на директора, что я сразу поняла: её чудовище, в отличие от моего, было не за тридевять земель, а в соседнем кабинете, но тоже недосягаемо.
Она вцепилась в папку. Руки дрожали.
– Павел Валентинович, тут отчёт…
– Да, Елена, через полтора часа я буду на месте.
Я пожалела, что надела вызывающе красный свитер с довольно щедрым и сексуально перекошенным вырезом. Аполинэр приветствовала, когда мы одевались броско и неформально. Как говорил Феня, «креативненько».
«Буду ходить сюда как моль», – решила я.
– А Елена кем у вас работает?
Кормили правда вкусно. Грибной суп был бесподобен.
Павел оторвался от тарелки.
– Почему вы спрашиваете? Главным бухгалтером.
– Очень красивая женщина.
– Да?.. – он пожал плечами.
Мы вернулись из кафе и снова наткнулись на неё. Елена не могла скрывать своих чувств: рядом с Павлом она краснела, бледнела, сбивалась. А он не обращал ни малейшего внимания на её дивные густые волосы, длинную шею, точёные кисти рук, яркие от природы губы. Стоит в метре и в упор не видит. Вот как такое может быть?
