* * *
– Молодец, – похвалила Аполинэр, едва я вошла утром в офис. – Никольский тобой доволен. Ему понравилась идея с напольной доской. И металлические конструкции, и цветовое решение. Воплощай. Начни с коллажа, согласуй цены, потом сделаем визуализацию. Вперёд.
Я днями напролёт сидела в интернете, листала каталоги мебели и книги по дизайну, выискивая детали для ремонта Никольского. Получалось замечательно, чему способствовала архитектура дома и свобода, предоставленная Павлом и Аполинэр.
Через неделю я раскладывала варианты коллажей перед заказчиком, одетая в свой самый невзрачный свитер того оттенка синего, который мне категорически противопоказан. Как говорит одна моя подруга, «он меня убивает». Это, конечно, субъективно. Её, например, «убивает» всё, кроме красного, оранжевого и жёлтого. Оставшуюся часть палитры она не носит. Я однажды намекнула, что при её корпуленции и характере опасность для неё представляет только двутавровая балка, и то – не факт. Она поржала и отправилась за очередным оранжевым в обтяжку.
Грязно-кобальтовый свитер я дополнила трагичной чёрной юбкой в пол, неуместно зеленоватой. А под свитер спрятала кулон Лауры и Виктора. Опал и бриллианты. Проницательность и твёрдость не помешают.
Павел встретил меня в дверях.
– Как вам к лицу синий!
Господи! Он уже в той стадии, что на зимний маскхалат с лыжами скажет: «Белый вас необычайно освежает!»
Опять пришла бедняжка из бухгалтерии что-то подписывать.
Затравленно поздоровалась со мной и подала своей любви бумаги, не поднимая глаз. А у него телефон зазвонил. Отделавшись от Елены торопливым жестом, он шагнул к окну – разговаривать. Она смотрела ему в спину.
Клянусь самой страшной клятвой: никогда и никому я не буду так смотреть в спину. Ни за что. Даже тебе, моё чудовище. Если ты придёшь ко мне, отчаявшейся, а потом, пьяную от счастья, бросишь, жестоко посмеявшись, и разместишь в «Инстаграме» фото с новой возлюбленной на Гавайях. Не буду. Обещаю.
Покинув Павла – у него началась планёрка, – я поинтересовалась у секретаря, где кабинет главбуха.
Елена тихо всхлипывала, прикрывшись рукой.
– Простите, у вас найдутся пять минут?
Оно торопливо смахнула слёзы. В её взгляде не было ни капли ненависти. Одна безысходность.
– Вот, держите.
– Что это?
– Лепестки роз, особенный сорт. Его вывела девушка, влюблённая в холодного жестокого человека. Когда-то давно она посадила обычные розы и плакала над ними долгие годы. Она дала эти лепестки мне со словами: «Они стали волшебными от моих слёз и помогут обрести стойкость, чтобы дойти до любой цели».
– Вы в такое верите? – Елена вытерла платочком покрасневший изящный нос.
– Верю.
– А она дошла до своей цели?
– Думаю, да.
– И они… соединились?
– Не знаю, окончания истории я не застала, но она точно обрела уверенность в себе, а он – наоборот, её лишился.
Она перебирала робкими пальцами шуршащий пакетик.
– Мне кажется, ему нравятся другие женщины: решительные, сильные. Такие, как вы. А нюни вроде меня ему неинтересны.
– Ошибаетесь. Он деспот, ему нужна именно нюня. Таких, как я, не потиранишь.
– Вам он… совсем не нравится? – спросила она с трепетной надеждой.
– Нет. Мне нравится другой… человек.
– А вы – ему?
– И я ему. Но мы не можем быть вместе, он очень далеко.
– А когда-нибудь сможете?
– Больше всего на свете я бы желала этого.
– Ему нельзя приехать к вам? Или вам – к нему…
– Пока нет. Но я жду. Я буду ждать. А вы… Знаете, Елена, вы – потрясающе красивы, но он не видит вашей красоты: она откровенна и безыскусна, вы – бриллиант в кимберлитовой трубке, без огранки, без оправы. Без ценника. Вы – не предмет охоты, не дорогой приз. А он хочет быть победителем и получать самое лучшее.
– А всё лучшее априори недоступно, иначе оно – не лучшее, – сказала она с горечью. – Но он – генеральный и владелец, богат, из известной семьи. А я что? Обычная, как все. Бухгалтер на зарплате.
– Станьте необычной. Недоступной. Потратьте зарплату на яркую бессмысленную мишуру. Пусть за вами заедет ослепительный мужчина на шикарной машине и увезёт… хотя бы за угол.
– Но это как-то смешно.
– Ну и хорошо. Заодно посмеётесь.
– Не хочется начинать отношения со лжи.
– Тогда берите вот того, – я кивнула на дверь комнаты напротив. – Он смотрит на вас, как на вишенку с торта.
– Чернов?.. Никогда не замечала.
– Где вам замечать, – усмехнулась я, – у вас времени нет – надо отчёт составить, поплакать, ведомость закрыть, ещё поплакать. «Каждый день – рубец на сердце!» Ваш бизнес-план нелегко выполнить.
Она улыбнулась.
– Почему вы мне помогаете?
– Помните, у Джейн Остин: «Если героиня одного романа не может рассчитывать на покровительство героини другого, откуда же ей ждать сочувствия и защиты?»
– Не помню. Я читала только «Гордость и предубеждение».
– А «Нортенгерское аббатство»? Что же вы? Взялись страстно любить, терзаться-мучиться, и не подготовились? Матчасть не выучили. Двойка.
Она засмеялась.
– Одна моя подруга, – сказала я, – очень счастлива в любви. Её избранник – умный и тонкий человек, ему плевать на условности, его не смущает, что он – королевских кровей, а она – простая девчонка. Но даже он не разглядел бы её в прежней… униформе.
– Ох… Я не разбираюсь в моде.
– Дам вам телефон отличной стилистки. – Я начала рыться в сумке.
– Вряд ли я смогу себе такое позволить. Родители – пенсионеры, папа болеет… Дача разваливается.
– Перестаньте. Стилисты получают премию от магазина, назову вас моей родственницей, отделаетесь лёгким испугом. Слушайтесь её и ни в чём не перечьте.
* * *
В понедельник документы на подпись Павлу принесла блондинка с локонами, уложенными в непринуждённый пучок, затянутая в костюм à la Mugler, с узкой юбкой, закончившейся над худыми коленками, и на шпильках-гвоздях.
У меня отпала необходимость в страшном свитере. Выражение лица Павла говорило о том, что стилисты едят свой хлеб совершенно заслуженно.
Перед уходом (Павел спешно уехал по делам) я зашла к Елене.
– Ну, как? Никольский оценил?
– Если бы один Никольский! – В тончайшей подводке и с чёрными ресницами её голубые глаза стали как озёра. – Общественным транспортом не поехала, шиканула на такси. Таксист до самого офиса пялился. Охранник на входе не узнал, мужчины комплиментами завалили! Так неловко! Хочется закричать: «Да это я! Всё та же самая!»
