– Лиза, вы заняты в ближайший уикенд?
– Вроде бы нет.
– А вы бывали в Италии?
– Да, один раз.
– Один – мало. Что можно успеть за один раз?
– Съездить на несколько мебельных фабрик.
– Давайте слетаем дня на три-четыре. Я покажу вам места, от которых дух захватывает.
– Я не могу.
– Да бросьте. Улетим вечером в пятницу. Неужели вы не договоритесь о двух днях отпуска?
– Не в этом дело.
– А в чём?
– Почему вы не спросите, свободна ли я?
– Потому что знаю. И так ясно.
– Что ясно?
– У вас никого нет.
Бесцеремонно, однако.
– Разве мужчина, – продолжил он, – может оставить такую девушку одну уже на третьи выходные?
– А если он далеко?
– Полярник? Подводник? Китобой?
– Допустим.
– Вас это устраивает?
– Бывают вещи, которые нельзя изменить.
– Нет таких вещей.
В машине я смотрела в окно, не желая развития диалога. Первый ливень яростно атаковал просевшие чёрные сугробы.
Раздался телефонный звонок.
– Нет, меня это не интересует, – голос Николая стал жёстким. – Ошибки ошибкам рознь. Я понимаю, что у неё болеет мама, но какое отношение личные обстоятельства имеют к работе? У всех кто-нибудь болеет. В прошлый раз кофе на клавиатуру вылила. Моё мнение – уволить.
– Что-то серьёзное? – поинтересовалась я после недолгого обоюдного молчания.
– Секретарша испортила подписанный договор. Теперь рыдает.
– Ну, договор несложно восстановить…
– Придётся. И, Лиза, сегодня только суббота. Прошу вас, позвольте мне не думать о неприятном до понедельника.
Пожалуйста. Но мне-то что делать? Как мне теперь не думать о неприятном?
* * *
В воскресенье был девичник: одноклассница Шидлика учительница математики Лена Каткова объявила о предстоящей свадьбе. Все целовали её, поздравляли. И было с чем: она готовилась воплотить вечную женскую мечту. Большинство девушек хочет выйти замуж, свить гнездо, обеспечить себе тыл и застраховаться от одиночества. Ну, разумеется, любовь-морковь, белое платье, торт с фигурками, лимузин, букет для подружек невесты, у самых продвинутых – подвязка для друзей жениха. А что дальше? Статистика неумолима: более половины разведутся, оставшись счастливыми лишь на фотографиях – у трёхэтажного торта и в люке лимузина. Я с интересом наблюдала за Леной. Наверное, основную волну счастья она уже пережила, и теперь выражала уверенность и покой.
– Лиза, почему ты фотки не выкладываешь? – по-учительски сурово спросила она.
– Точно, точно! – подхватили подружки. – Сейчас как? Нет фоток, нет человека. Ты вообще есть?
– Есть. Но… Не люблю я соцсети…
– Ладно. Тогда примем натурой.
– В смысле?..
– Телефон давай!
Мой сто раз уроненный на разных стройках смартфончик пошёл по рукам.
– Маловато будет! – голосом дворника из мультфильма заявила Лена. – О, уже интересно! Всё раскидано, непорядок. Я тебе папочки создам.
Лена мгновенно наделала папок, разложила по ним немногочисленные фотки, и в комнате стихло.
Девчонки смотрели в телефон, потом на меня с растущим любопытством.
– Да что вы там нашли-то? Хоть покажите.
Лена собрала вместе фотографии Павла, Саши, Роланда и Николая. Туда же затесался Кирилл.
– О, брателло! – засмеялась Женька. – А ничего, как выясняется. Стрижечка, рубашечка. Вырос пацанчик, ну надо же!
– Не слишком молодой для тебя? – скривилась Люся в мою сторону.
– Чтобы комп настроить? Нормальный.
Шидлик шумно выдохнула.
– А его даже я не видела, – показала она на Николая.
– Лизка, откуда ты их берёшь? С конкурса красоты?
– Да они – мои друзья, ничего серьёзного. Николай – сын маминой приятельницы, тёти Вали.
– Это всё объясняет, конечно, – улыбнулась Лена. – У наших мам тоже есть приятельницы, и ни у кого из них нет таких сыновей.
* * *
– Ну и как Николай? – не унималась Женька в метро. – Не перебил твоего Вольфрама?
– Жень, что ты говоришь? Перебил… Вольфрам – не чек, а Николай – не кассовый аппарат. А вообще, он очень на него похож внешне, но моложе.
– Лиз, может, это знак? Намёк не ждать несбыточного.
– Нет. Это напоминание о том, кого я люблю.
Чмокнув меня, Женька вышла, вагон вдруг опустел, я смогла сесть. И уставилась в окно. За моим отражением летели толстые, покрытые пылью электрические кабели. Вот так всегда, одно скрывает другое. За трогающим мою душу лицом живёт человек, готовый уволить рыдающую секретаршу с больной мамой. А что я знаю о Вольфраме? Прóклятый принц из страшной сказки. Когда я перестану в неё верить?
* * *
Спать легла с тяжёлыми мыслями. Я тосковала по моему волку. Как тяжело жить в неведении! Хотя бы маленькая весточка, слово, образ, звук. Я пойму, услышу, почувствую. Только скажите, что он есть. В любом из миров.
* * *
Во сне я брела через лес, пока не вышла к освещённой жёлтыми фонарями беседке, в которой меня ждали.
Его лицо было скрыто чёрной кружевной маской, такой плотной, что черты лишь угадывались. Прорези для глаз отсутствовали – на их месте завитки прихотливого узора становились реже. В следующее мгновение мой собеседник отпрянул и больше не приближался ко мне, его взгляд утонул в тени. Моё сердце застучало. Мало ли во вселенной серых глаз? Но есть одни – цвета сумрачного остывшего пепла.
– Выпейте. – Он наполнил два бокала из хрустального в серебре кувшина. – Дивное вино. Оно почти не пьянит, но уносит грусть и тревоги. – И пригубил свой бокал.
Я отпила глоток. Вино и вправду было необыкновенным, словно кто-то растворил в нём силу лета, солнечный свет, вкус и аромат спелых фруктов.
– Легенда о красавице и чудовище не единственная, – он говорил хрипловатым баритоном. Таких шершавых тонов я не слышала в голосе Вольфрама и двуного чудовища, а у волка они были.
– Расскажите, сударь, – попросила я, не в силах скрыть волнение.
– Его прокляли за упрямство. Он отказался жениться на девушке, которую для него выбрали родители. Она ему не понравилась, он заявил, что будет несчастлив с ней, – крайнее легкомыслие для аристократа.
– Желание быть счастливым я бы не отнесла к легкомыслию, оно кажется обоснованным.
– Кровь прежде всего. Но упрямец не прислушался к велению крови и к тому же отверг племянницу опасного колдуна, по воле которого превратился в чудовище и не мог покидать скромный летний замок, оставаясь в нём без слуг и придворных.
