В базовом варианте оборудование Су-22, ориентированного как фронтовой истребитель-бомбардировщик, не очень подходило для длительных полетов над морем. Однако бортовой навигационный комплекс машины имел режим запрограммированного маршрута с несколькими поворотными точками, что прекрасно показал себя в отрицательных метеоусловиях – для возвращения достаточно было нажатия кнопки, и самолет автоматически брал нужный курс на аэродром базирования.
Понятное дело, что в полетах дальним кругом к аргентинским летчикам вопросов не возникало, но кубинцы… Их хоть и выбирали на эту миссию по каким-то исключительным признакам, и виду они не подавали, но подмечалось – малость бледнеют смуглые ребята. Особенно если затрагивалась тема «приводниться в холодный океан». Все же подготовка у морских летчиков иная, нежели у «зеленых»
[92]. И в психологическом плане в том числе.
Беленин и сам, когда вспоминал, как они на «хорнетов» ходили (ну точно на охоту), прорисовывая на карте тот тихоокеанский маршрут и вообще всю неустойчивость плана, тихо фигел: «Надо ж… все-таки есть что-то в нас немного безбашенное».
Утренние процедуры почти неизменны:
…построение, и полковник (комэск) доводил общие планы, инструктаж с подписями.
…далее – в «конуре» РП
[93] заполнялся с проставленными датами полетный журнал.
…следом – распределение по машинам (вчера пригнали еще одну «спарку»).
…выдача задания, предполетные указания.
Погоды, конечно, уже не те, что вначале, когда «подопечных» поневоле засиживали теорией и простым сидением в тренажерном кокпите в ангаре, а ты (инструктор) торчишь на стремянке свесившись в кабину, тыкаешь пальцем в приборную доску, объясняя.
«Стажеры» уже допущены к самостоятельному управлению… к РУДам, РУСам
[94].
Погоды не те, но ветер все еще бодается в лицо порывами, щекоча колючей пылью, что несет с прилегающих пустырей (бедой аэродромных служб и двигателей). Насыщенный соленой влагой воздух порой ершится хрусталиками снежинок, холодит («зима еще будет», – говорят «местные»)… и особо на контрасте чувствуется, когда выписывающий эволюции на рулежных дорожках самолет поворачивается хвостом, а из его свистящего сопла обдает, дотягивается раскаленным духом форсажных камер.
Поутру еще совершенно пасмурно.
На запасной полосе, исписанной черными резиновыми следами пневматиков, выстроилась короткая линейка расчехленных «Су» на прогреве… с горящими стартовыми и аэронавигационными огнями. Стоят под колодками, свистят на малых оборотах.
В глаза бросаются крупные белые буквы на фюзеляжах «ARMADA» – новая эскадрилья относится к Аргентинским ВМС.
Их обслуживали: под крылья, подкатив тележки, цепляли подвесные баки и вооружения. К ближайшему «сухарику» от аэродромного источника питания тянулся извивающийся двужильный силовой кабель, воткнутый в разъем под фюзеляжем. Аэродромный технарь в наушниках, подключенный проводом внешнего переговорного устройства, что-то проверяет, согласовывает с пилотом.
А дальняя машина уже избавилась от всех пуповин. Крылья сунулись туда-сюда, выставляясь на взлетную стреловидность, пилот еще пробует механизацию закрылок, предкрылок, выдвинув-задвинув тормозные щитки в хвосте фюзеляжа. Наконец из-под задних шасси убрали колодки, дали отмашку на выход.
Едва уловимо покачиваясь с носа на киль, истребитель-бомбардировщик, нарастающим свистом добавляя тягу, мягко тронул вперед по РД (рулежная дорожка), выкатился на взлетную полосу.
Короткая остановка (еще одна перед самым…) – внимательный техник оббежал, подлезая под фюзеляж – крайняя проверка, махнул рукой: «можно!»
«Сухой» покатился плавно, все ускоряясь…
Издалека казалось, что тяжело нагруженная машина будто неторопливо оторвалась от земли (почти в конце полосы) и не спеша, набирая высоту, оставляя в ушах «сочный» отголосок незатухающего рева, уходила, рассеиваясь, теряясь в морозной утренней дымке.
«Ага! Вот и мой!» – определил по номеру Беленин – аэродромный тягач тянул из ангара «спарку», уже загодя пригруженную подвесными баками и учебной (выкрашенной в красные цвета) ракетой класса «воздух-поверхность» – сегодня по плану практические пуски.
«Сушка» заняла подготовительную позицию, аэродромная обслуга сноровисто отцепила «водило» (тягач укатил), тут же приставив к самолету лесенку.
«Провозной» – Густаво Донадилльи (пилот «Даггера», тот самый, что участвовал в атаке на «Тараву») – оказывается, уже сидел в передней кабине, осваиваясь, проводя предполетные манипуляции. Поднявшись и сам, Беленин приятельски хлопнул аргентинца по плечу, забираясь в задний кокпит.
Следом «леса́» облепили обслуживающие спецы.
Красная стремянка с площадкой-дорожкой, навешиваемой на борт фюзеляжа, позволяла авиатехникам «гулять» вдоль всей спаренной кабины, доставая и до технологических лючков в гаргроте позади фонаря, где размещались агрегаты самолетных систем. Что они и делали, занявшись процессом сразу вдвоем: один (заводчанин, специалист группы вооружения) склонился в переднюю кабину, другой – строевой и бывалый (из Сирии, Анголы) прапорщик копошился в электронной начинке гаргрота, перекидываясь профессиональными словечками… как водится, не без смехуечков. Та еще парочка.
– …всунул! …Есть сигнал? …Проходит?
– …ага, мля – проникает, мля… еще раз, повтори, – доносилось краем уха до Беленина.
Прапор пропихнув в блоковое отверстие какую-то байду, примеряя… снова, вынимал – черт его знает, не лезла, наверное. Наконец, совладав с упрямым разъемом, решил включить в процесс тестировки и командира:
– Паш, а Паш?
Беленин, настраиваясь на полет, лишь скосил нетребовательный взгляд – при всем своем форсе истребительной элиты по отношению к коллегам других летно-офицерских профессий (это вбивалось еще в училище) со своими технарями всегда был на «ты», зная, от кого зависит функциональность машины. А к «товарищ прапорщик» и вовсе не иначе и всегда по-простому «Григорич».
А тот проходняком нарочито деловито гнул:
– Паш, а Паш, вот скажи, интересно, а что женщина ощущает, когда в нее проникают?
И сам же ответил… веско, с ухмылкой:
– Ощущает, что в нее проникают! – И растянулся в довольном «гы»: – Если женщина не стонет – то она того не стоит!
Как ни странно, но первым заржал впереди сидящий Густаво, удивительно быстрым образом сумевший насобачиться в русском разговорном. Чему было единственное объяснение – как-то у него видели истрепанный «до не могу» русско-испанский словарь, судя по дате выпуска «1937», еще с испанской войны! Почитай, раритетный… и что поразительно – советского издания!
