Вот на этом моменте у Терентьева буквально отвалилась челюсть: «Офонареть!» Не знал, что и ответить.
А Ильич будто и не замечал. Приладил очки в роговой оправе, вытащил одну из папок:
– Вот. Коммунизм говоришь… кх-м, проиграл? Ой ли? А вдруг вернем вашу заблудшую Россию в дело Ленина? У меня здесь постановление – занять под это дело институт. Империалисты тоже на месте стоять не будут… американцы пронюхали что-то. Надо опередить. Тем более у нас пока все карты на руках: и крейсер ваш, и точные координаты места, откуда вас кинуло… и куда.
В Южную Атлантику отправили исследовательское судно и военных моряков. Само собой и в Баренцевом море работы ведутся.
«Не то чтоб я об этом совсем не думал… – Терентьев пребывал в некотором изумлении, – но удивил Ильич!»
Не замечая, что Ильич, так и не раскрыв папку, вернул ее на место, грузно осев в кресле – совсем уморился.
«А ведь в Союзе не в пример умели закусив удила добиваться поставленных целей. И взялись за дело со всей серьезностью. А почему, собственно, нет! Тем более что…»
Немедленно вспомнилась одна прелюбопытная беседа: в их отделе (том самом секретном под литерой «Х»), на днях объявился новый человек и… такой, типичный, явно из яйцеголовых. Обычно подобных персонажей в американских кинофильмах любят показать повернутыми на науке и не от мира сего. Как правило, приписывая им иудейское происхождение (голову на отсечение – лоббируемая евреями самореклама: «мы самые умные»).
А этот нет! Этот как раз был в доску свой. Да еще и с адекватным восприятием – на наводящий вопрос ответил вполне по-Высоцки: «…только русские в родне, прадед мой – самарин, если кто и влез ко мне, так и тот – татарин»
[105].
Представился профессором, доктором наук, упомянув какие-то диссертации (сейчас уж не упомнишь).
С Терентьевым он провел официально-опросный разговор, как с командиром крейсера «Петр Великий» и прямым очевидцем: о моменте переноса, о любых подмеченных странностях и эффектах. (Снова, кстати, пришлось подмахивать очередные тотально-секретные бумаги.)
И уж потом выяснилось, что на «Петре» побывала целая группа ученых, где они снимали параметры, проводя какие-то только им известные замеры. А погодя с «ученым мужем» и вовсе разговорились… Можно сказать под рубрикой «занимательная физика», где мелькали знакомые словечки и, если честно, не всегда правильно интерпретируемые понятия: мультивселенная, теория струн, искажения пространства-времени с десятком двойников Земли, рекуррентность
[106].
Однако профессор умел неплохо популяризировать, разжевывая непонятное, изложив любопытную теорию:
– Начну немного издалека… Есть такое правило в гидрологии: сколько бы ни втекало рек в любое озеро, вытекает, как правило, одна. Вода из озера всегда находит выход по самому глубокому руслу. А чтобы соблюдалось условие «двух русел» – они у истока должны быть одинаковой глубины. Но и то – это ненадолго…
Вскоре та река, у которой скорость течения больше, размоет себе бо́льшую дорогу. Уровень озера вследствие этого упадет, и второе слабое русло попросту заилится.
Я этот экскурс по гидрологии озер привел, потому что хочу рассказать о реках. Течения рек происходят по тем же правилам. Река всегда течет по руслу максимального уклона, и ее раздвоение случается крайне редко.
Впрочем, бывает и случается. Происходит это на матушке Земле, например, вследствие тектонических катаклизмов. Все зафиксированные на данный момент «раздвоения» имеют сравнительно недавнее образование. И просуществуют в очень короткий геологический период. Поскольку положение это неустойчиво и вскоре – может через сотни, может через тысячу лет – произойдет процесс, похожий с озерным, – одна из рек потеряет силу и заилится. Выживет лишь самая глубокая и сильная.
Эти «раздвоения» называются «бифуркацией».
Так вот. Есть мнение (теория), что подобные принципы приемлемы и к физическому понятию «время», где вероятны раздвоения и очевидно, что природа в итоге не потерпит подобных лишних бифуркаций.
Ваш случай (по всем показателям катаклитический) создал похожий прецедент, и вскоре какое-то из русел – рукав или вашего времени, или этого (нашего) увянет.
– То есть мы, сейчас меняя эту реальность и, возможно, делая ее более устойчивой, образно – взявшись за лопаты и углубляя русло, разрушаем ту, из которой явились?
– Можно и так сказать.
– Шутите?
Вот именно тогда Терентьев особенно проникся, представив, как исчезнувший крейсер спровоцировал конфликт, который вылился в полномасштабную бойню, и тот, оставленный мир попросту сгорел в ядерном пекле.
Единственно, профессор легкомысленно оговорился:
– Вселенная – инертная структура, и если земные реки существуют и меняют русла в течение сотен лет, то «вселенское время» измеряется единицами гораздо большего порядка. Иначе говоря, все не так линейно – вполне вероятно, что будут жить и та, и эта реальность. Какое-то время.
Да и человек, знаете ли, царь природы – может, и мы сами на что-то сгодимся, для поддержания баланса.
– И сколько жизнь той ветки реальности может продолжаться? Десять, сто лет, двести…
– И пятьсот и тысячу, – затаенно улыбаясь, подхватил ученый, – а может, и пять, и десять, и сто тысяч. Хотите сказать «да это целая вечность»? То, что для нас вечность, для Вселенной скоротечный миг.
– Эдакая скоротечная вечность.
В общем, «успокоил». Умеют они – «товарищи ученые, доценты с кандидатами» – внести ясность. Вынырнув из воспоминаний, Терентьев вдруг увидел, что Брежнев обмяк, сидит с закрытыми глазами, подбородок безвольно провис, твою ж мать! А если?.. Не дай бог, помер!
Вскочил, склонившись ближе, прислушиваясь.
«Дышит вроде… фу-ух! Да… да он задремал попросту! Наверное, такое с ним случается».
Обратил внимание, что подушки уложены так, что старик не опрокинется и не упадет.
Хотел было взглянуть в содержимое папок, что манили предупредительными надписями «Совершенно секретно», но передумал.
«А если скрытые камеры? Вряд ли, конечно. Но все же – мало ли… Не хватало, чтоб записали в шпионы».
Брежнев между тем немного с перебоем задышал, всхрапнул, зашевелился. Но глаз не открыл, умиротворяясь.
Тут же словно собака верная влетела медсестра, профессионально наметанным взглядом проверив пациента. Успокоилась. Подозрительно покосилась на обилие окурков и с вызовом обратилась к задержавшемуся посетителю:
– Леониду Ильичу необходим отдых.
