Джина больше не могла сдерживаться, даже ради Ангелины. Она закрыла лицо ладонями и начала всхлипывать, хрипло, тяжело, вздрагивая всем телом. Кейт помнила, как сама плакала вот так же, она подошла к Джине, присела и обняла ее. Не существует слов, чтобы облегчить такую боль, поэтому Кейт ничего не сказала. Ангелина сморщила личико, и ее большие темные глаза заволокло слезами.
– Мама, не плачь! – Она похлопала Джину по ноге, одновременно пытаясь успокоить мать и ища в ней успокоения. – Мамочка!
Кейт привлекла к себе и Ангелину. Ее мальчики были слишком малы, когда умер их отец, чтобы тосковать по нему и плакать, но Ангелина была взрослее. Когда она осознает, что ее папочка ушел от них навсегда и никогда не вернется, утешить ее сможет только время.
– Как вам это удается? – сквозь всхлипы спросила Джина. Она едва могла говорить, и Кейт с трудом ее поняла. – Как?
– Просто живите, – тихо ответила Кейт. – Потому что у вас нет выбора. У меня были мои малыши. У вас есть Ангелина. И поэтому вы должны жить.
Открылась дверь, и вошел Келвин. На нем была одежда, в которой ходят на оленей: камуфляжные штаны, грязно-оливковая футболка и не застегнутая рубашка того же цвета, что и штаны. На ногах – специальные ботинки на гибкой подошве. На ремне висел охотничий нож, на левом плече Келвин нес автомат, а в правой держал винтовку с оптическим прицелом. Если бы он действительно направлялся на охоту, он бы надел либо ярко-оранжевую кепку, либо ярко-оранжевый жилет.
Его одежда красноречивее слов свидетельствовала о том, что он намеревался отправиться за теми, кто в них стрелял. Кейт отпустила Джину и встала в полный рост, заряженная ужасом.
Ей хотелось закричать, ей хотелось наброситься на него, связать и не пускать никуда. Она не могла отпустить его, зная, что он может и не вернуться, что вероятность такого исхода очень и очень велика.
Он перехватил ее взгляд. Она видела, что Келвин все понялпо ее лицу. Он осторожно опустил оружие на пол. Келвина уже обступили со всех сторон. Его хлопали по плечу, ему задавали вопросы. Он кивал и отвечал на вопросы, но смотрел прямо на нее, и шел к ней. Только к ней.
Подойдя к Кейт, он дотронулся до ее руки и тихо спросил:
– С тобой все в порядке?
У Кейт сдавило горло. Она не могла говорить. Она лишь яростно тряхнула головой.
Келвин огляделся, пытаясь найти уголок, где они могли бы найти на пару минут хотя бы относительное уединение.
– Иди за мной.
Кейт на подгибающихся ногах пошла следом, не замечая ничего и никого вокруг. Его спина была для нее как маяк. Он вывел ее на улицу, на яркий свет. Он пошел вниз по склону – здесь было относительно безопасно. Он обернулся и, глядя на нее в упор этими своими светлыми, льдисто-голубыми глазами, спросил:
– Что не так?
Он спрашивает, что не так?
– Твоя одежда… – вырвалось у нее. Кейт не могла сформулировать свою мысль яснее.
Келвин в недоумении окинул себя взглядом.
– Моя одежда?
– Ты идешь на войну с ними, да?
Тут до него дошло.
– Мы не можем сидеть здесь вечно, – тихо сказал он. – Кто-то должен что-то делать.
– Но почему ты? Почему этим «кем-то» должен быть ты?
– Я не знаю никого другого, кто мог бы выступить против них. Оглядись. Марио был самым молодым мужчиной, и он погиб. Джошуа мог бы это сделать, но у него раздроблена кость. А все остальные либо слишком старые, либо не годятся для такой работы. Остаюсь я – самый логичный выбор.
– Плевать я хотела на логику! – крикнула Кейт и схватила его обеими руками за грудки. – Я знаю, что не имею права ничего говорить, потому что мы не… мы не были… – Кейт тряхнула головой, борясь с подступающими слезами. – Я просто не могу… я не переживу еще одной потери.
Он прервал ее несвязную речь, закрыв ей рот поцелуем.
Губы его были мягкими… Такими мягкими. И поцелуй его был нежен, даже робок. Губы его скользили по ее губам, узнавая и спрашивая, и она, откинув голову, подставила ему губы, отвечая на его бессловесный вопрос.
– Ты имеешь право, – пробормотал он и взял ее лицо в ладони. Пальцы его погрузились в ее волосы, он покрыл ее лицо поцелуями, нежными, жадными. Она вцепилась в его мускулистые плечи так, словно его у нее отнимали силой, и вся ее жизнь зависела от того, насколько крепко она сможет его держать.
Он нежно ласкал языком ее рот, словно никуда не торопился, словно впереди у них была вся жизнь, и он собирался весь остаток жизни провести за этим приятным занятием.
Ее никогда в жизни не целовали так… с таким удовольствием.
Она ожидала, что он начнет движения бедрами, но он оставался неподвижен, если не считать его языка и этих нежных мягких губ. Приятное тепло разлилось по ее телу, прогоняя страх, прогоняя злость за то, что он был готов пойти на такой риск как раз тогда, когда они оказались на пороге чудесного превращения, настолько чудесного, настолько удивительного, что ей самой с трудом верилось в то, что такое чудо возможно. Он отпустил ее губы и стал покрывать поцелуями щеки, виски, глаза, потом снова овладел ее ртом.
Если он мог любить так же неторопливо, нежно и чувственно, то… да спасет ее Бог.
– Нам надо возвращаться в подвал, – прошептал он у самых ее губ и прижался лбом к ее лбу. – У меня много дел.
Кейт отстранилась и посмотрела в его глаза. Голубые глаза его были спокойны, но теперь она увидела в Келвине стальной стержень. Он был не из тех, кто работает на публику. Он был не из тех, кто требует внимания к себе. Ему просто все это было не нужно. Ему не требовалось тешить свое самолюбие – он был на сто процентов уверен в себе и своих способностях. И готов был рисковать жизнью ради них всех. Он, не колеблясь ни секунды, был готов пойти на смерть ради них.
Она могла бы стоять тут и спорить с ним до скончания века, но он развернул ее и чуть подтолкнул к дому. Как бы там ни было, он привел ее назад, в подвал. Их встретили многозначительными взглядами и понимающими улыбками, что не удивительно, если принять во внимание то, как он вел себя прошлой ночью и что они только что целовались чуть ли не под самой дверью. Что действительно удивило Кейт, так это то, что ни один – буквально ни один из присутствующих – не выказал ни малейшего удивления. Очевидно, она одна испытывала трудности с пониманием того, что чувствовал к ней Келвин.
Как это свойственно большинству мужчин – и что так в них раздражает, – Келвин уже совершенно оправился от последствий поцелуя и вернул себе деловой настрой. Мужская половина сообщества жителей Трейл-Стоп собралась вместе и принялась обсуждать что-то, делая пометки на карте. Говорили в основном Крид и Келвин, остальные слушали.
– Мост выведен из строя, – говорил Келвин. – Вы помните тот взрыв. Буквально перед этим отключилось электричество, значит, они перерезали провода. И телефоны тоже отключены. Из того, какие огневые позиции заняли стрелки, следует, что в их намерения входит отрезать путь всякому, кто попробует пойти за помощью. Они хотят отрезать нас от внешнего мира и прижать к стене.
