Она остановилась. Сделала глубокий вдох. Постаралась сосредоточиться. Тишина. Словно из песочных часов тихо утекал песок. Действительно ли она что-то слышала? Затылок горел, когда она рылась среди подушек в изголовье кровати. Затычки для ушей и бутылочка со спреем от насморка упали на пол, но никакого пульта для открывания дверцы. Мария приподняла автопортрет де Нейдена на стене, так ничего и не найдя. Под влиянием фрустрации она стукнула по стене ногой, хотя понимала, что насилие бесполезно. Стальная стена не сдвинулась ни на миллиметр. В ярости она выдернула ящики тумбочки.
И тут увидела ее.
Кнопку.
Вернее, передатчик на батарейке, прикрепленный скотчем внутри тумбочки.
Рикард резко затормозил перед подъездом дома по Риддаргатан, 11. Марии нигде не видно. Машины Юнгберга тоже. Если он вообще здесь. В последний раз позвонив Эрику, который так и не появился в отделе, он выругался, обнаружив, что у того по-прежнему занято.
У Рикарда не было времени ни объясняться с Беатрис, ни ждать ее. Раньше ему никогда не приходилось работать с ней в острой ситуации, хотя он и слышал о ней хорошие отзывы. Но он очень спешил. Нужно было срочно выезжать. Ни секунды промедления, вот и все.
Он пытался заглянуть внутрь через стекло подъезда, потянул за ручку двери, потом отступил на пару шагов назад, беря разбег. Когда он уже приготовился выбить дверь ногой, она распахнулась сама, и маленький старичок замахал на него руками. Голос срывался на фальцет:
— Нет, нет, нет! Вы что, спятили? Дверь — антикварная ценность!
Мария разглядывала стену, медленно двигавшуюся наружу. Открывшись примерно на полметра, дверь остановилась. Зажегся свет. Мария сразу увидела Юнгберга. Связанный, не подающий признаков жизни, он лежал на полу под пиджаками и рубашками, рядком висевшими во встроенном шкафу.
Мария упала на колени, нащупала висевший на поясе инструмент, мультитул, разрезала пластиковые ленты, убрала скотч и вытащила изо рта Юнгберга тряпку. Грудная клетка не двигалась, когда девушка приложила ухо к его губам. Выдыхаемый воздух не выходил. В ране на голове запеклась кровь, хотя поначалу кровь стекла на глаза и окрасила уголки глаз в жутковатый ржавый цвет. Однако проблема заключалась не в капиллярном кровотечении.
А в недостатке кислорода.
Юнгберг не дышал.
Девушка сильно надавила на его грудную клетку, совершая ритмичные движения. Приложив губы к его губам, она ощутила привкус железа. Продолжала делать искусственное дыхание. Новый воздух и опять компрессия сердца. Руки болели. «Сколько времени прошло с тех пор, как затихло царапанье?» — подумала она. Не более минуты. Или больше? Только бы не оказалось слишком поздно.
Раздался слабый кашель. Юнгберг дрогнул. С хрипом втянул воздух в легкие, стал хватать его ртом. Мария приложила пальцы к его шее и ощутила слабый пульс. Дыхание стабилизировалось. Она освободила его руки и ноги, перекатила его на бок, по-прежнему контролируя пальцами пульс. Услышала шум в прихожей и увидела, как в квартиру влетел Рикард с оружием в руках.
Увидев их, Рикард замер на месте. Убрал пистолет в кобуру, положил руку на плечо Марии и присел на корточки рядом с ней. Облегчение накатило как волна. И она, и Юнгберг живы.
— Какого черта ты тут делаешь одна? — Не дожидаясь ответа, он склонился над Юнгбергом. — Как он?
Она сжала его руку. Все тело сотрясалось, когда напряжение отпустило.
— Дыхание и пульс стабильны.
Он жив, хотя это оказалось скорее волей случая, чем результатом ее усилий. Рикард обнял ее и поднялся.
— Я вызову «Скорую».
Глава 17
Тучи надвинулись буквально из ниоткуда. Приближался очередной дождь. Ждать дальше было невозможно, хотя асфальт на Юханнесгатан еще не подсох после прошлого ливня. Линн оттолкнулась и почувствовала, что сцепление колес с дорогой хорошее. Машин почти не было, и она прибавила скорость, летя под уклон. На душе тут же воцарился покой. Медитативное успокоение в стремительном движении. На каждое ее движение бедрами или пальцами ног лонгборд реагировал мгновенно. Широкие дуги охватывали обе полосы движения, подчиняясь собственному ритму.
«Серфинг на асфальте», — успела она подумать, и тут на лицо ей упали первые капли. Черт. И правда, все как в серфинге. Долгие часы и даже дни ожидания нужных условий, нужной волны, а потом счастье продолжалось всего полминуты. Отдельные капли быстро перешли в настоящий ливень. Она спряталась в арке подъезда возле церкви Св. Юханнеса и посмотрела на часы на башне. Маргит Бустрём в дежурном отделении социальной службы должна быть на месте. Линн набрала номер. Они обещали сообщить, как дела. Хотя Линн пришлось на этом настаивать.
Дождь по-прежнему лил, когда она двинулась дальше. Первые посетители службы уже направлялись в церковь, и с кирпично-красной часовни доносился ясный звон. Линн раздраженно помотала головой. Как кто-то может верить в Бога, который допускает, чтобы ребенок без всякой причины потерял своего отца? На мгновение ей захотелось зайти в церковь и призвать кого-нибудь к ответу.
Никто не обращался ни в полицию, ни в социальную службу в поисках девочки, найденной на мосту. Аманда оставалась во временной приемной семье. И — нет, Линн нельзя ее больше навещать, заявила ей специалист социальной службы.
Эти слова отдались болью в сердце. Хотя Линн прекрасно понимала, что Аманде не на пользу, когда много разных людей приходят и уходят. Она подняла глаза к небу. Капли дождя падали на лицо. Три дня. Сколько времени пройдет, пока кто-то хватится девочки? Если такой человек вообще существует.
Глубоко вздохнув, девушка уселась на каменную ограду церкви, закрыла лицо руками, ощущая на затылке холодные капли. Подступила тьма. Линн крепко вцепилась в холодный камень, но все равно падала — куда-то вглубь себя. На поверхность всплыли чувства из детства. Растерянность. Заброшенность. Ее мама, страстно увлеченная всем, кроме быта, любившая ее — но не успевавшая быть с ней. Все выходные и вечера, проведенные в одиночестве, когда мамы не было дома. Время, проведенное у кузин. У тети. Мама находилась где-то в другом месте — на конференциях, посвященных вопросам справедливости, на демонстрациях за мир, митингах против апартеида, на встречах феминистского движения. Важные вещи, разворачивавшиеся где-то там. Без Линн.
Спрыгнув с каменной ограды, она медленно двинулась вперед, глядя под ноги. Лонгборд бил ее по ногам. Линн не чувствовала никакого настроения идти на обед — вернее, на ужин, который пообещал ей Саман, когда предложил поработать у него дома. Менее всего ей сейчас думалось о еде. Прикрыв лонгборд курткой, она постаралась подумать о чем-нибудь позитивном. По крайней мере, они нашли Юнгберга живым — это ей рассказал Рикард, когда она позвонила, чтобы узнать номер специалиста социальной службы. Хотя она не очень хорошо знала Юнгберга, он производил впечатление человека, распространявшего вокруг себя радость. Но она даже не успела заметить, что он пропал.
