Линн изучила детализации Сири Лахтинен, перепрыгивая туда-сюда — с одной строки на другую. Из-за остатков алкоголя в крови ей сложно было сосредоточиться. Впрочем, и разговоров не так уж много. Мама Коскинена не часто пользовалась телефоном. То и дело повторялись одни и те же номера. Страховая касса, поликлиника в Бредэнге и пиццерия в том же районе. Затем несколько отдельных звонков — провайдеру телевидения и в аптеку. Линн замерла, обнаружив то, что искала. В тот день, когда Коскинен освободился, мама тут же связалась с ним. Потом еще пару раз звонила в последующие дни. Если, конечно, номер принадлежал ему. Но все слишком хорошо совпадало по времени, чтобы это можно было списать на простую случайность. Она поискала в «Эниро». Это оказался городской номер, зарегистрированный на предприятие «SA Communications», расположенное по адресу Хагагатан, 20. Линн почувствовала, как сердце забилось чаще. Вероятно, «SA» означает «secret agenda» — пропагандистский центр «Патриотического фронта», который закрылся после задержания в мае их лидера. Тогдашний работодатель Коскинена.
В висках по-прежнему стучало от возбуждения, когда Линн пересекла двор и подошла к сараю. В слабом свете карманного фонарика она разглядела темный дом напротив и покачала головой. Весной нужно будет помочь Альме починить медную крышу и покрасить оконные рамы.
Лампочка под потолком едва освещала сарай, однако Линн прекрасно знала, что ищет. Бóльшая часть имущества принадлежала управлению парков города Стокгольма — у них был свой вход с другой стороны. Садовые машины, мешки для мусора, садовый инвентарь, запчасти, канистры с бензином и маслом. Однако ей удалось выторговать себе небольшое пространство в углу, куда попали ее коробки после стремительного переезда из района Синкенсдамм — из той квартиры, откуда ее весной похитили. Вытащив пару коробок, она начала рыться в них. Изначально она планировала все это выбросить — вернее, отнести в пункт приема химических отходов. Но потом руки не дошли. В этих коробках хранилось то, что осталось после атаки на «Анти-Антифа» и взлома помещений «Шведских оборонительных бригад». Все это произошло десять лет назад. Когда тогдашних нацистских лидеров приговорили к продолжительным тюремным срокам за нападения на судей, она и другие члены «Антифа-Линчёпинг» опустошили главный склад нацистов, чтобы оставшиеся члены не могли продолжать свою деятельность: не могли угрожать, готовить убийства и жестокие избиения, или что там они еще придумают.
Линн работала целенаправленно, не задумываясь, — руки все делали сами. Прочтя этикетку, она положила в рюкзак коричневую аптечную бутылку. Бутановая кислота — СH3(CH2)2СООН, также известная как масляная кислота. В коричневом стекле заключен чудовищно сильный и всепроникающий запах протухшего масла. Свет фонарика осветил тронутые сыростью коробки с 9-миллиметровыми экспансивными пулями от фирмы Sellier amp; Bellot. Штук двадцать коробок. 500 пуль. В углу лежало несколько допотопных телефонов Nokia в заводской упаковке. Рядом с ними — черные балаклавы, армированные дубинки и два пистолета со слезоточивым газом. Потом она увидела его. Контейнер напоминал банку из-под мармелада — по стеклу кто-то написал от руки «Пероксид ацетона». Банка была до половины заполнена белыми кристаллами — опаснейшим взрывчатым веществом, полученным в результате исключительно тонкого синтеза ацетона, перекиси водорода и соляной кислоты. Вздрогнув от внезапного звука, Линн чуть не выронила банку. Сердце отчаянно заколотилось. В свете карманного фонарика девушка разглядела громадную крысу, протиснувшуюся между досок в другом конце сарая. Трясущимися руками Линн спрятала банку в рюкзак.
Через пятнадцать минут все было готово и уложено. Бикфордов шнур от фейерверка, оставшегося от городского фестиваля. Битые фарфоровые свечи зажигания. Смешанный с маслом бензин в пластиковой бутылке, который она отсосала из бака газонокосилки. Заперев за собой дверь, она вернулась в дом. Во рту все еще ощущался вкус бензина. Осторожно выставив свою добычу на кухонный стол, Линн принялась за дело. Она работала сосредоточенно, хотя пульс зашкаливал. Рядом лежал отключенный телефон. Ей никто не должен помешать.
— Черт, у нее опять отключен телефон. Почему Линн не позвонит — вместо того чтобы слать эсэмэски?
Рикард раздраженно покосился на Эрика, который молча вел машину. Визит к Сири Лахтинен ничего не дал. Когда они провели обыск, Коскинена там не оказалось. Мама ничего не знала — по крайней мере, так она утверждала. Сотрудники, ведущие наружное наблюдение, тоже его не видели.
Эрик пожал плечами.
— Она занимается своими делами. Или застряла в киберпространстве.
Рикард почувствовал, как тревога сдавила затылок. Лишь бы Линн не узнала про Коскинена. Иначе может случиться все что угодно.
Эрик выругался, резко повернул руль и увернулся от камикадзе на велосипеде, который со страшной скоростью пролетел по проезжей части. Эрик покачал головой.
— А что Юнгберг? Как там обстоит с похищением Пролига?
— Кажется, дело идет туго. И они тоже ищут Линн. По крайней мере, Беатрис. Юнгберг направлялся к начальнику Гренфорса, Алгенону Смиту, чтобы получить какие-то дополнительные материалы.
Эрик кивнул.
— По крайней мере, в Копенгагене Линн, похоже, не только глушила пиво — судя по ее эсэмэскам. Теперь у нас есть мотивы убийства. Но нет решения.
— Нам придется обратиться за помощью к датской полиции. То, что ей удалось выкопать, находится за пределами нашей юрисдикции. Позвони пока в Telia и запроси детализацию разговоров Сири Лахтинен.
Линн поежилась. В рюкзаке при каждом движении булькало в бутылке с бензином. Девушка стояла, укрывшись в тени дерева, разглядывая темное окно на втором этаже наискосок через улицу — в доме 20 по Хагагатан. В результате долгого ожидания сырость начала постепенно пробираться под одежду. Линн промерзла до костей. Однако она старалась не шевелиться, чтобы ее не заметили на ее наблюдательном пункте под липами на Фрейгатан.
Изначально она планировала явиться туда и сразу начать действовать, но так не получилось. Она заметила, что прежняя решительность начала спадать. Злость осталась, но подступила усталость — или же это улетучивался алкоголь? Линн укусила себя за щеку, ощутила вкус крови. Сейчас нельзя отступать. Страх не должен победить.
Хотя на этот раз Коскинен не отделается шестью месяцами в тюрьме — его ждет скорее пожизненное заключение, ей этого недостаточно. Она поежилась от неприятного чувства. Нет, она не опустилась до их уровня. Здесь речь идет не о мести, на карту поставлена ее самооценка.
Контратака.
Удар по материальной базе нацистов. Уничтожение имущества. А потом пусть полиция приходит и берет его.
Рюкзак с бензиновой бомбой давил на спину. Линн заколебалась. Тьма не должна задавить свет. Вспомнились ошибки молодости. Примитивные решения. Насилие. Краткое чувство эйфории, когда месть свершилась, тут же сменившееся горьким послевкусием. Презрением к себе.
Она снова набрала номер, но за окном квартиры по-прежнему не наблюдалось движения или изменения освещения. Коскинен не ночует в квартире. Она повторила про себя код от домофона. Мужчина, за которым она подглядывала у входа в подъезд Коскинена, даже не заметил, что кто-то смотрит ему через плечо. Девушка взглянула на часы в телефоне. Половина одиннадцатого. Отсветы заплясали на гравии, когда со стороны Фрейгатан приблизилась машина. Линн прижалась к стволу дерева. Мимо проехала черная «Ауди» — такая же машина, в которой ее саму увезли насильно, когда полгода назад ее похитили нацисты. Слабое освещение в салоне высветило лицо Коскинена, когда он проехал мимо. Линн похолодела. Да, это тот самый человек, которого она видела на фотографии в расследовании, отправленном в архив.
