«Город с индивидуальным характером бумажного стаканчика», – насмехался над Лос-Анджелесом Раймонд Чандлер. Центр города становился все более условным и деградировал все сильнее по мере того, как люди искали работу и дом на все более обширном пространстве. То, что одни воспринимали как бездонное, лишенное индивидуальности расползание, другие видели как возможность сбежать из гниющих ограничений мегаполиса. Пусть он и рос, но на большей части округа ЛА хвастливый миф о пасторали вполне себе работал. Роскошь владения собственным домом в приятном окружении притянула более двух миллионов человек в округ еще до Второй мировой; они приехали, чтобы работать в переживавших бум авиастроении, автомобилестроении, нефтяной и нефтехимической промышленности.
Территория долины Сан-Фернандо, часть города с 1913 года, превратилась из иссушенной территории в зеленый рай, после того как был построен акведук Малхолланда. Сан-Фернандо стал лоскутным одеялом городков, орошенных полей, ранчо, садов и гольф-клубов, соединенных с остальным Лос-Анджелесом линиями железной дороги. Сельская роскошь долины, ее скалы и горы стали антуражем для многочисленных вестернов, прошедших по экранам кинотеатров в 1920-е и 1930-е годы; здешние ранчо были раскуплены голливудскими звездами. Историк Кэтрин Малхолланд вспоминает детство: «Когда я думаю о том, как росла в долине в 1930-е, я вспоминаю уединенность: одинокий звук паровозного свистка, разрушающий сельскую тишину, визг койота, одинокий кролик, перебегающий дорогу и маячащий впереди, когда я еду на велосипеде в школу по ухабистой грязной дороге»
[491].
* * *
Сельская роскошь не может выжить долго рядом с огромным растущим городом. Приливная волна пригородного развития затопила Сан-Фернандо в 1940-х, тут появились десятки тысяч ранчеподобных домов, которые изгнали настоящие ранчо, грязные дороги и кроликов. Долина стала «американским пригородом», желаемым фантастическим миром из сверкающих бассейнов, лимонных деревьев, мини-моллов, автокинотеатров; прославленным по всему миру воплощением калифорнийской мечты и эпицентром базирующейся на автомобиле молодежной культуры. Мега-пригородный регион породил на свет стереотип материалистической, легкомысленной «девицы из Калифорнии»
[492], чье особое произношение покорило весь мир.
Долина Сан-Фернандо оказалась самым быстрорастущим регионом в Соединенных Штатах, ее население удвоилось в 1940-х, потом снова удвоилось в 1950-х и превысило миллион в 1960-х, когда монотонная стандартная застройка охватила все доступные территории. Британцы или американцы никогда не были привязаны к городам в такой степени, в какой жители Азии или континентальной Европы. Они обычно искали возможности покинуть город так быстро, как только возможно, вернуться в деревенскую обстановку. А возможность поступить таким образом прямо зависела от благосостояния. Только тот, кто мог позволить себе ездить, имел шансы покинуть перенаселенность, загрязнение и преступность городского центра. Железные дороги и трамваи сформировали красочные и дорогие пригороды на границе городов, и там поселились богатые люди XIX века.
Появившись впервые в Британии, пригороды ускорили рост в XIX веке, и тем более в двадцатом; попутно они изменили саму природу города. Движение «Дома для героев» и расчистка трущоб в Британии после Первой мировой привели к созданию обширных пригородных живых массивов на окраинах больших городов. Манчестер обзавелся городом-спутником, городом-садом Уайтеншо, где планировалось разместить 25 тысяч домов для 100 тысяч человек. Власти Лондона предложили проект восьми «коттеджных поселков» в 1920-х, мест, куда можно будет переселить большое количество «обитателей трущоб». Беконтри-Эстейт в городке Дагенхем стал крупнейшим проектом жилищного строительства в мире с его 25 769 строениями, большей частью индивидуальными, и населением в 116 тысяч на 1939 год. К западу от Лондона Metropolitan Railway Company создала серию идиллических поселков для представителей среднего класса, разместив поселки вдоль линий дорог. Известные своими особняками, использовавшими архитектурные элементы эпохи Тюдоров, эти обширные пригородные районы, исходившие лучами от столицы, получили название «Метролэнд». Оборудованный по последнему слову строительного мастерства, Метролэнд в период между войнами стал самым ярким примером неостановимого города, просачивающегося все дальше в поиске идиллической мечты – и по пути ненасытно пожирающего деревни, леса и поля. Хотя население Лондона между 1921 и 1931 годами выросло на 10 %, площадь подскочила сразу на 200 %. Освоение Сан-Фернандо в Лос-Анджелесе продемонстрировало тот же самый процесс – разве что более быстрый; но точно так же пригородный монстр алчно поглотил то, что он вроде бы любил больше всего.
Мечта о жизни в пригороде – о доме на одну семью в наполовину сельском окружении – общая для всего англосаксонского мира. Глубоко укоренившееся желание сбежать из гниющего левиафана, которым стал современный метрополис, существовало по всему индустриальному миру. Но послевоенный пригород принял ту форму, которую ему диктовали могущественные, хотя и часто невидимые силы.
Южная Калифорния активно вовлечена в бизнес по изготовлению мечтаний, и она прядет собственные мифы. Это мировая столица вальяжных ценностей, альтернативных стилей жизни и беззаботной пляжной культуры. Но современный ЛА – создание войны. Немалое количество обитателей Лейквуда работало на предприятиях Douglas Aircraft Company, расположенных вокруг Лонг-Бич и в его пределах. Они собирали военные самолеты, в том числе и «Ночных рыцарей», Douglas F3D Skyknight, один из которых покоится на бетонном шпиле в общественном парке, что занимает центр поселка. Точно таким же образом немалое количество оборонных предприятий сосредоточено и в Сан-Фернандо. Lockheed Aircraft Company стала крупнейшим работодателем в долине во время Второй мировой, она производила «Летающие крепости», Boeing B-17 Flying Fortress, и истребители. После войны компания занялась современными реактивными машинами, среди которых был самолет-шпион U2.
Пригородная утопия, которую можно наблюдать в Лейквуде, кажется мирной, но она была продуктом холодной войны, спальней для тысяч тел, что требовались для конструирования артефактов современного конфликта. Пионеры Лейквуда не только получали желанные дома, они также получали зарплату намного выше среднего по стране
[493].
