Вот они, два дара Урука миру: урбанизация и письменное слово – первое привело ко второму. Урук не был обществом, боявшимся радикальных перемен, цеплявшимся за устоявшиеся способы мышления. Письменность и математика появились из городского котла в качестве административных техник, помогающих управиться со сложностями. Одна из первых найденных табличек оказалась документом; он гласит: «29086 мер ячменя. 37 месяцев. Кушим»
[33].
Здесь мы имеем количество товара и временной отрезок, на протяжении которого его распределяли или ожидали получить, и подпись бухгалтера. Все очень буднично. Однако запомните это имя: Кушим – самый первый обычный человек в истории, чье имя мы знаем. Он вовсе не жрец, не воин, не царь или поэт. Ничего столь воодушевляющего: прилежный учетчик злаков в Уруке; скорее всего, он провел всю жизнь в городе, составляя документы и считая зерно.
Кушим и его соратники были рядовыми солдатами той армии, что безжалостно напала на старые способы существования. Даже сильнее, чем архитекторы, металлурги, пивовары, ткачи и гончары растущего города, Кушим и другие бухгалтеры стремились усовершенствовать свое ремесло. В случае Кушима это означает эксперименты с первыми разновидностями письменности и математики. Он мог вести детальные записи, в которых отражалась собственность на товары и их движение; он мог составлять законные контракты и обеспечивать платежи, предсказывать урожаи, рассчитывать проценты и управляться с долгами; но Кушим не мог записать свои собственные мысли. Потребовались поколения Кушимов, каждый добавлял что-то к объему знаний и понемногу совершенствовал методы, прежде чем шифр бухгалтеров эволюционировал в полноценный текст, способный отразить эмоциональную глубину и поэтическую изощренность «Эпоса о Гильгамеше».
В сутолоке растущего города люди вроде Кушима были чем-то совершенно новым для человечества: профессиональные администраторы и бюрократы. Они управлялись с бурным потоком товаров, составляли и визировали договоры, обеспечивали платежи. Печати, принадлежавшие им, находят далеко от Урука – всюду, куда доходили его торговцы. Но они оказали на социум еще более глубокое влияние. Письменные заметки отметили переход от общества, где все друг друга знают, основанного на устной коммуникации, к более анонимному, построенному на записях и архивах.
Поколения администраторов вроде Кушима внесли вклад в построение хорошо работающей административной машины. Урук в IV тысячелетии до н. э. был настоящим рассадником новых технологий. Там родились, само собой, технологии, связанные с механическим движением, такие как ткацкий станок и колесо. Но, возможно, наиболее важными были технологии, связанные с контролем.
Письменность, математика и финансы были тесно связаны между собой, и они предназначались для элиты жрецов и управленцев. Тот, кто имел их в своем распоряжении, обладал властью. И эта власть менялась по мере того, как общество с течением столетий становилось все более сложным. Профессиональные бюрократы вроде Кушима владели узко специализированными навыками, которые можно было получить после долгого обучения. То же самое можно сказать о ювелире, об архитекторе, о художнике или мастере-горшечнике, о многих других, кто обеспечивал рост и процветание Урука. В городе, который опирался на ритуальную раздачу пищи, стало очевидным, что некоторые заслуживают большего, чем другие. Урук стал классовым обществом, и распределение произошло в соответствии с благосостоянием, умениями и гражданской властью.
И вот так впервые в человеческой истории проявила себя темная сторона урбанизации. То, что началось, возможно, как коллективное, совместное предприятие, эволюционировало в централизованное общество с высоким уровнем неравенства. Вероятнее всего не было резких перемен или захвата власти, каждое поколение основывалось на труде предыдущего, но рост эффективности был оплачен маленькими жертвами со стороны свободы и равенства. Вознаграждение за труд пищей со временем стало способом принуждения к работе и превратилось в контроль рациона. Письменные записи установили собственность, создали долги и зафиксировали обязательства. Если вы работали мускулами, а не мозгами, то обнаруживали, что становитесь беднее и имеете статус ниже, чем специалисты и администраторы.
Городам масштаба Урука всегда требовалось больше рук для грязной работы, чем они могли произвести сами для себя с помощью деторождения. Таблички-документы называют нам еще три имени вдобавок к Кушиму: Гал-Саль, Ен-пап-кс и Суккалгир. Подобно Кушиму, они рассказывают, как быстро менялось общество в городских условиях. Ен-пап-кс и Суккалгир были рабами, принадлежавшими Гал-Салю. Принудительный труд стал обычным делом по мере того, как городу потребовалось больше мускульной силы, чтобы возводить храмы, копать каналы, вспахивать поля и просто обеспечивать, чтобы все работало. К концу IV тысячелетия до н. э. картины жизни Урука начали показывать угрожающий аспект городской жизни: съежившиеся от страха пленники, их руки скованы, за ними наблюдают вооруженные стражники.
Несчастные рабы были признаком того, что возник другой побочный продукт города: организованная война. Стены Урука были возведены в начале III тысячелетия до н. э. Они стали символом новой реальности: к этому моменту эпоха неоспоримого превосходства Урука миновала. Исчезла возможность поддерживать его систему торговой и храмовой бюрократии в более суровом мире. Семена города проросли, и Урук пожал горький урожай – на равнинах Месопотамии появились его соперники. Их появление открыло новую эру, эру конкурирующих военных технологий, армий и полководцев.
В руинах храмов Урука археологи нашли булавы, пращи и наконечники стрел. Величественное святилище Инанны было разрушено в результате войны или восстания. Месопотамия III тысячелетия до н. э. наблюдала за меняющимися лигами и альянсами между дюжиной или около того хорошо организованных городов-государств. Мир часто нарушался, когда они сражались за спорные пространства суши и воды. Одновременно все больше и больше людей стекалось под защиту города. Крепкие оборонительные стены были чертой эпохи вторжений кочевников, приходивших с гор и из степей. И в эту же эпоху родился институт царской власти.
В языке древних шумеров «лу» значит человек, а «галь» значит большой. Производная «лугаль» – Большой Человек – сначала означала лидера группы полупрофессиональных воинов, посвятивших себя защите города от кочевников и его полей от хищников, а также мести за обиды, нанесенные городами-соперниками. Постепенно власть переместилась из храма во дворец, от жрецов и бюрократов к полководцам, и титул «лугаль» стал означать наследственного правителя, царя
[34].
Замечательные фрагменты скульптур, находящиеся сейчас в Лувре, открывают нам кровопролития III тысячелетия до н. э. Стела Коршунов является свидетельством битвы между городами Умма и Лагаш за спорную полосу сельскохозяйственной земли, лежавшую между сферами их влияния. Стела – плита известняка два метра в высоту, верхушка ее обточена, а на боках имеются барельефы. Они изображают царя Лагаша верхом на колеснице, с копьем в руке, ведущего в бой отряд тяжеловооруженных людей. Воины маршируют по телам повергнутых; коршуны парят в вышине, в их клювах головы убитых врагов. Вот они, достижения городской жизни III тысячелетия до н. э.: колесо используется в качестве технологии войны, организованные армии сходятся в битвах; письменность и искусство служат государственной пропаганде.
