Вавилон никогда не избавился от этой сомнительной репутации. Откровение Иоанна Богослова персонифицирует этот город в виде вавилонской блудницы: «Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным»
[61]. Если Хараппа выглядела настоящей утопией, то Вавилон смотрелся антиутопией и в свою эпоху, и выглядит такой же сейчас.
Историческое восприятие великих городов I тысячелетия до н. э. во многом опирается на Ветхий Завет. Вавилонская империя взяла Иерусалим в 588 году до н. э., и ее воины разрушили Храм Соломона. Элита Иудеи была депортирована в качестве пленников в столицу империи. Это катастрофическое событие решительно повлияло на то, как евреи воспринимали мир в целом, а не просто города. Значительная часть Ветхого Завета написана под вавилонским влиянием. Живя в качестве заложников в столице смертельного врага, огромном и разнообразном метрополисе из 250 тысяч человек, евреи заклеймили Вавилон как средоточие мирового зла и испорченности. Пророк Иеремия писал, что «Вавилон был золотою чашею в руке Господа, опьянявшею всю землю; народы пили из нее вино и безумствовали»
[62]. Евангелист Иоанн добавил сексуальную нотку к схожему утверждению: «яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы, и цари земные любодействовали с нею»
[63].
Секс и этот древний город всегда были тесно связаны. Дни славы Вавилона располагаются почти посредине того отрезка времени, который охватывает эта книга. Другими словами, основание Эриду столь же далеко отстоит от вавилонской эпохи, как она сама от нашего времени. Но несмотря на это жители Вавилона хорошо знали свою историю, знали городские традиции и практики, которые через тысячелетия соединяли их с первыми городами, Эриду и Уруком. Помните, как в «Эпосе о Гильгамеше» (любимый текст вавилонян) именно обещание сексуальных утех позволило совратить дикого человека Энкиду от невинности природы и привело его к удовольствиям Урука?
* * *
Возможно, есть нечто большее, чем просто зерно истины в истории об Энкиду в древнем эпосе. Сексуальные удовольствия и прочие телесные наслаждения могли быть компенсацией за недостатки городской жизни. Кроме всего прочего, города предложили нам новые способы радоваться жизни. Большое скопление людей с разным опытом в плотно населенной среде приводит к большому количеству изобретений, но оно также открывает многим глаза (и срывает одежды) для неслыханных ранее сексуальных практик и позволяет найти партнера со схожими вкусами.
В городах находят себе место самые разные люди, и тут куда легче найти того, с кем ты совместим; они также обеспечивают приватность и анонимность для недозволенных встреч. Приведем только один пример из многих: современные статистики обнаружили, что в 1770-х годах в Честере (Великобритания) 8 % населения моложе тридцати пяти страдали каким-либо из заболеваний, передающихся половым путем, в то время как в сельской местности показатель составлял около одного процента. Честер вовсе не был особенно порочным местом, там не было чрезмерно много проституток. Мужчины и женщины подхватывали оспу с равной частотой, что подразумевало очевидное: внебрачный секс был достаточно распространен. Схожим образом исследование 2019 года показало, что в сельской местности Бельгии и Голландии XIX века внебрачных детей было лишь 0,5 %, а в индустриальных городах тех же стран уже 6 %. Сомнительно, что городские жители более склонны к греху, чем их сельские родичи; у них просто больше возможностей (и укромных местечек) для незаконных встреч
[64].
Правящим божеством в Уруке, а позже ключевой фигурой в вавилонском пантеоне была Инанна. Чувственная, соблазнительная, блистающая, она была богиней, превосходящей всех остальных. Она приносила сексуальную свободу и энергию вожделения в Урук. Никто не мог сопротивляться ее обаянию, даже прочие божества. Когда заходило солнце, ее можно было найти бродящей по городу в откровенном одеянии в поисках мужчины, которого можно извлечь из таверны. Она посещала те таверны, те места, где молодые мужчины и женщины, простые смертные, встречались для случайных сексуальных приключений. Но даже если сама богиня и не шаталась по городу, Урук все равно был известен сексуальной открытостью и большой популяцией «красивых и сладострастных женщин с роскошными кудрявыми волосами и доступных женщин вообще». Секс на городской улице был очевидно нормальным приключением после наступления темноты
[65].
Ночной город как площадка для сексуальных игр не имеет более достойного хрониста, чем Джеймс Босуэлл в XVIII веке. «На дне Хеймаркета
[66], – писал он в дневнике 10 мая 1763 года, – я подобрал крепкую, юную и игривую дамочку и, взяв ее под мышку, отправился к Вестминстерскому мосту, и там, в полном вооружении [то есть в презервативе], поимел ее прямо на этом благородном сооружении. Прихоть сделать это там, где Темза текла под нами, доставила мне немало удовольствия». Большей частью Босуэлл развлекался с бедными женщинами, которым он немного платил или ставил выпивку. Но так дело обстояло не всегда. Прогуливаясь по Стрэнду
[67] однажды вечером, он обнаружил, что его похлопала по плечу «приятная свежая дева», дочь армейского офицера. «Я не мог удержаться и не потворствовать себе, развлекшись с ней как надо», – написал Босуэлл, вспоминая, как они отправились домой вместе, чтобы провести там ночь
[68].
Случайные связи вроде тех, которые описывает Босуэлл, были чертой городов со времен Урука. Босуэлл просто стал одним из первых, кто написал о них так откровенно. Большинство городов могли похвастаться кварталом «красным фонарей» того или иного сорта, местом, где ограничения и манеры остальной части города не имели силы. За столетия до ночных похождений Босуэлла в Лондоне был Саутуарк, район-боро на южном берегу Темзы, где письменный закон Сити не действовал. Люди отправлялись туда ради игровых домов, медвежьей травли, низкопробных таверн и борделей. Бордели, или «рыбные садки», арендовали землю у епископа Винчестерского (который получал жирный куш с греха), а их деятельность регулировалось «Статутами касательно управления домами терпимости в Саутуарке», выпущенными Генрихом II 1161 году. В Средние века в этом районе были улицы с названиями вроде Шлюшья Дыра, Двор Рогоносцев, Переулок Гульфиков и Гнездо Потаскухи. В разных местах Лондона располагались Гроупкант-лейн
[69], и точно такие же улочки можно было найти в центре многих английских городов любого размера.
