Но даже если Александрия была задумана так, чтобы контролировать свое население и воплощать верховную власть, то она не могла делать то и другое бесконечно. Александрийская толпа становилась со временем все менее управляемой, но все более грубой и громкой. Египетский метрополис не был заключен в решетку собственной планировки; он был прославлен не только как место серьезных исследований, но и как место легендарного гедонизма, роскоши и городских волнений. Космополитизм этого имперского мегаполиса придавал ему определенный интеллектуальный характер. Афины образовывали единство, поскольку они превратились в некое сверхплемя, объединенное любовью к городу, военным патриотизмом, участием в демократии и чувством исключительности. Александрия же, обширная и разнообразная, более напоминала микрокосм, копию мироздания. Толерантность к инновационному мышлению – до той поры, пока оно не забредало в опасную область философских или политических теорий, – привлекала сюда лучшие умы со всего мира, чтобы они могли вступить в контакт с другими такими же умами. Компиляторы, сортировщики и редакторы Библиотеки не были ограничены шовинистическими идеями о том, из чего состоят и из чего не состоят культура и знание. Они работали с вавилонскими, финикийскими, египетскими и еврейскими текстами (помимо иных), а не только с греческими.
Александрия была насыщена жизнью, настоящий космополис, город из 500 тысяч человек, гибрид из различных традиций и рас, скрепляемых вместе жесткой автократией. Она позволяла и поощряла столкновения культур и цивилизаций таким образом и в таком масштабе, которые ранее были неведомы человечеству и которые были бы невозможны в условиях демократии, подозрительно относящейся к чужакам. Ее отравляющий экзотизм стал приманкой для поднимавшей голову мировой сверхдержавы.
Пока римляне неостановимо двигались по Средиземноморью, завоевывая новые и новые земли, государство Птолемеев клонилось к упадку. Но Александрия сыграла ключевую роль в политическом кризисе, охватившем Рим. Пьянящее влияние столицы Египта подействовало как наркотик на умы сразу нескольких выдающихся римских деятелей. Когда Юлий Цезарь вмешался в гражданскую войну между Птолемеями, он обнаружил не только таинственную культуру и самый богатый город мира, он влюбился. Вероятно, речь шла не о большой красоте; но Клеопатра была истинной дочерью Александрии. Умная и хитрая, хорошо образованная, бегло говорившая на греческом, латыни, еврейском, эфиопском, арамейском и египетском, она имела язык, по выражению Плутарха, «как инструмент со многими струнами».
Глядя в прошлое, на собственную историю, римляне позже верили, что Клеопатра и Александрия заколдовали величайшего полководца мира и ускорили гибель республики. Цезарь не просто влюбился в Клеопатру, его заинтересовал гибрид эллинистической и египетской культур, с которым он столкнулся. Не последним, что привлекло его внимание, стала концепция божественной монархии. После убийства Цезаря в 44 году до н. э. и последовавшей гражданской войны Клеопатра приняла сторону Марка Антония, одного из трех соратников Цезаря, правивших в Риме. Клеопатра и Антоний стали любовниками в Александрии зимой 41/40 года до н. э., отмеченной бесконечными увеселениями, пирами и оргиями. «Утомительным было бы перечислять все безумства Антония в Александрии», – писал устрашенный Плутарх. Как и Цезарь ранее, Антоний пал перед лицом легендарной роскоши великого города. Он правил восточной частью империи из Александрии; западная ее половина находилась под контролем Октавиана, приемного сына Цезаря. Римляне с ужасом и отвращением наблюдали, как Антоний погружается в политический мир Александрии, пытается создать собственное государство. Приняв культуру египетского мегаполиса, Антоний был прославлен как живой бог Дионис; Клеопатре поклонялись как воплощению Афродиты и египетской богини Изиды. Последней соломинкой стал так называемый Александрийский дар, документ, согласно которому восточная часть Римского государства была разделена между Клеопатрой и ее сыновьями: одним от Юлия Цезаря и тремя отпрысками от Антония.
Римский сенат отказался ратифицировать эти оскорбительные для народа планы. Октавиан в свою очередь не собирался поощрять признание законным сына Цезаря и Клеопатры, поскольку это превратило бы обитавшего в Александрии юного фараона в наследника Римского государства. Враги Антония говорили, глядя на него, что со своими божественными претензиями он поставил любовь к Александрии выше любви к Риму. Началась неизбежная гражданская война, и Александрия снова сыграла ключевую роль. Когда Октавиан победил Антония в битве при Акции в 31 году до н. э., Антоний и Клеопатра бежали в последнее убежище, в великий метрополис Птолемеев. И здесь, когда армия Октавиана овладела городом, они совершили самоубийство. Египет потерял независимость и стал частью Римской империи; Александрия из столицы превратилась в один из крупнейших городов на орбите Рима.
В момент триумфа в Александрии, когда его соперники оказались мертвы, Октавиан стал верховным правителем Рима. Со временем он добавил к своему имени сочетание «Цезарь Август». Как и другие римляне перед ним, Октавиан Август восхитился размером, красотой и величием Александрии. Он был известен тем, что превратил Рим из кирпичного в мраморный, и нет сомнений, что это произошло благодаря увиденному в Египте.
Александрия долгое время оставалась интеллектуальным центром Средиземноморья. Но Библиотека понемногу ветшала, ее коллекция папирусов уменьшалась из-за пожаров, войн, жадных императоров, сырости и сжигавших книги епископов. В 365 году то, что осталось от славы космополиса Птолемеев, было уничтожено цунами, порожденным подводным землетрясением.
Вселенским городом, центром мира, которым долго была Александрия, стал Рим. Недавние исследования ДНК тел, обнаруженных в окрестностях города археологами, показали, что в период роста до 27 года до н. э. римляне представляли собой смесь жителей Италии, Восточного Средиземноморья и Северной Африки. Но уже в имперскую эпоху город стал настоящим «генетическим перекрестком Европы и Средиземного моря», там встречались люди, рожденные от Скандинавии до Центральной Азии. Рим был, согласно высказыванию греческого ритора Элия Аристида, «твердыней, для которой все народы земные являлись не более чем селянами».
4
Имперский мегаполис
Рим, 30 год до н. э. – 537 год н. э.
«Больше» всегда значило «лучше» для римлян: большие города, большие общественные здания, большие амбиции, большие территории, больше роскоши, власти, богатства. Когда понимаешь масштабы, в которых существовала столица колоссальной империи, то не можешь справиться с ошеломлением.
Если вы хотите ощутить всю славу Рима в самом ее полном воплощении, то можно взглянуть на одно здание, воплощающее громадный аппетит этого города. «Вкалывай и будь осторожен, отойди в сторону! – гласит панегирик поэта Стация. – Я пою об общественных банях, которые сверкают белоснежным мрамором!»
[109]
К III веку в Риме имелось одиннадцать просторных имперских бань (термы) и около 900 balneae меньшего размера (некоторые были частными), так что было из чего выбирать. Но самыми восхитительными были термы, построенные братоубийцей и психопатом императором Каракаллой в 212–216 годах. На их возведение понадобилось 6300 кубических метров мрамора весом 17 тысяч тонн. Комплекс располагался в парке, центр сооружения венчал огромный купол – почти столь же большой, как на Пантеоне.
