В том же 408 году Рим осадила громадная армия вестготов, ведомых Аларихом. Через два года и через восемь столетий после того, как защита города была прорвана варварами, Аларих взял Рим. Вестготы находились в городе всего три дня, так что вред, причиненный столице и ее жителям, был сравнительно небольшим. Но психологическая травма оказалась невероятной силы. «Град, бравший весь мир, сам оказался взят», – изумленно написал по этому поводу святой Иероним. Дела пошли хуже, когда вторгшиеся вандалы основали королевства в Сицилии, на Сардинии и в провинции Африка (Ливия). Это были главные житницы Рима. Лишенный постоянного подвоза зерна город не мог прокормить огромное население. Вандалы взяли Рим в 455-м, и за четырнадцать дней грабежа расхитили бо́льшую часть сокровищ. Город уменьшался, с 600 тысяч в середине века популяция скатилась до 100 тысяч к его концу; у Рима осталось мало что, кроме наследия, но это было очень богатое наследие. Город начал поедать себя.
Люди, оставшиеся посреди опустевших осыпающихся высоток insula и ветшающих монументов древнего величия, начали забирать камни, мрамор, бронзу и свинец с благородных имперских зданий. На Форуме Августа появились печи для обжига извести, где расплавляли мраморные статуи, постаменты и колонны, чтобы получать штукатурку. Плоть города, пожираемая его же жителями, шла либо на продажу, либо на постройку церквей. Столетиями римляне жили, продавая предметы искусства, созданные в древности. Кое-что ремонтировали с помощью украденного камня, но Рим пришел в упадок: пустые разбитые портики, огрызки колонн, куски статуй и груды плит из мостовых; трава росла всюду, даже в Большом цирке. Но несмотря на такое запустение, Кассиодор, историк и писатель VI века, заметил: «Рим целиком – настоящее чудо». Он был «удивительным лесом зданий», в числе которых был «громадный Колизей, чья вершина почти недоступна человеческому взгляду; Пантеон с его куполом, размерами сравнимый с целым кварталом». Все еще использовались «бани, построенные большими, словно провинции»
[140].
Римляне продолжали наслаждаться, посещая свои драгоценные термы, и продолжалось это до 537 года, когда последняя капля воды попала в бани Каракаллы и другие места омовений. Армия остготов, осадивших Рим, взяла и разрушила акведуки. Вода не вернулась больше; но дворцы и общественные здания оставались сравнительно целыми еще несколько столетий – ошеломляющее свидетельство того, насколько могучей была сгинувшая цивилизация. Сохранилось достаточно, чтобы было что зарисовать художникам XVI и XVII веков. Бани Каракаллы, поскольку они находились за пределами города, превратились в импозантные руины. Бани Диоклетиана оказались перестроены в новые здания. Микеланджело превратил frigidarium с его колоссальным сводчатым залом и уцелевшими колоннами из красного гранита в неф базилики Санта-Мария-дельи-Анджели-э-деи-Мартири. Позже некоторые части громадного комплекса использовались как зернохранилище, а затем они стали частью Национального музея Рима. Грандиозная полукруглая апсида теперь часть ансамбля площади Республики.
К тому моменту Рим давно перестал быть политической силой, но закрытие бань в 537 году было важной датой. Источник древней урбанистической культуры на берегах Тибра пересох. Без акведуков Рим смог поддерживать численность населения на уровне тридцати тысяч. Если вы хотели помыться, то к вашим услугам был все тот же Тибр. Обиталище папства, центр христианского паломничества, место легендарных руин, способных тронуть любое воображение (и позволяющих заработать), Рим выжил, чтобы морочить головы будущим поколениям.
Западная Европа потеряла свои мегаполисы, но в городах Восточной Римской империи – в Северной Африке и Западной Азии – муниципалитеты заботились о том, чтобы вода продолжала поступать; бани оставались важной частью городской жизни. Традиции и роскошь публичного очищения в горячей воде были унаследованы и адаптированы в сотнях исламских городов. Общественные бани, именуемые хаммамами, имели большое значение для омовений, которые требовалось совершать перед молитвой. Они также служили как ключевые точки социализации для мужчин и женщин. В исламских городах хаммам, мечеть и базар были троицей институтов, формирующих основу урбанистической жизни. Бани процветали в городах Юго-Западной Азии, Северной Африки и Иберии; в Дамаске, например, было 85 бань в городе и 127 в пригородах.
Схожим образом бани в Японии начались с ритуального водного очищения в храмах. К XIII веку смешанные коммерческие общественные бани – sentos – с большими бассейнами и парными стали признаком городов и ритуалом повседневной жизни. Они были местами общественного взаимодействия, социализации и соседской идентификации, известной как hadaka no tsukiai – «товарищество голышом», которое лежало в сердце японского общества. Намного позже эта форма физической интимности была названа sukinshippu
[141] («близость, связанная с прикосновениями»). В XVIII столетии Эдо (Токио), имевший население, близкое к миллиону, мог похвастаться шестью сотнями общественных sentos, в 1968 году их число в городе достигло пика в 2687. Пейзаж Токио был отмечен многочисленными печными трубами, которые принадлежали как раз баням: ошеломляющее визуальное доказательство того, что совместное омовение занимало центральное место в социальной жизни города.
Бани могут служить средством измерения урбанистической витальности. Разрушение бань и акведуков в большей части Европы означало падение городской культуры. Их выживание в мусульманских метрополисах и городах по всей Азии символизировало мощь городской жизни. В то время как западная оконечность Евразии откатилась к варварству, остальной мир вступил в эпоху энергичной урбанизации.
5
Гастрополис
Багдад, 537–1258 годы
Они ныряли за морскими огурцами, но вытащили кусок коралла, проросший через древнюю керамику. В 1998 году индонезийские рыбаки наткнулись на одну из самых сенсационных подводных находок всех времен. Утонувший корабль с грузом провел под водой более 1100 лет и лишь чудом не был пожран морскими червями. На поверхность удалось поднять 60 тысяч предметов. Некоторые были очень дорогими, из золота, серебра (помимо прочего, нашли 18 серебряных слитков), бронзы, и еще там была керамика, изготовленная для богачей.
Но бо́льшую часть груза никто не назвал бы сокровищем около 826 года, когда все эти вещицы изготовили, – 98 % составляли дешевые предметы, предназначенные для обычных покупателей. Однако для археологов и историков они, конечно же, оказались бесценными, поскольку проливали свет на будничную жизнь. Некоторые образцы позже выставили в Музее азиатских цивилизаций в Сингапуре. Чаши из Хунаня (в то время их производили массово), покрытые абстрактными рисунками и яркой глазурью, смотрятся совершенно новыми – глядя на них, ощущаешь себя в музейном магазине. Всего под водой таких чаш нашли 55 тысяч (!).
Корабль-дау
[142] мог с той же вероятностью перевозить ткани, шелк, специи – то, что не в состоянии пережить сотни лет под водой (хотя значительное количество звездчатого аниса все же было найдено). А на том корабле имелись и другие товары массового производства: 763 одинаковые чернильницы, 915 кувшинов для специй и 1635 рукомойников. Обожженные в печах Китая, они изготавливались с мыслью о глобальном рынке, а в порт их доставляли по рекам и каналам.
