Именно там ислам обрел форму, новообращенные создали общину верующих, и оттуда начались завоевания. Мекка пала в 630-м, и к моменту смерти Мухаммада в 632-м почти вся Аравия была под контролем мусульман. С удивительной быстротой они поглотили бо́льшую часть того, что осталось от истощенных борьбой империй – византийской и персидской. За последующие десятилетия и века ислам победоносным маршем прошел по Северной Африке и через Гибралтарский пролив – в Испанию, а в восточном направлении по Великому шелковому пути добрался до границ Китая и Индии.
Но в отличие от варваров, уничтоживших Западную Римскую империю, арабские завоеватели, большей частью неурбанизированные, быстро адаптировались к городской жизни. Городские центры оказались важными для успеха ислама с самого его рождения. Место, где люди с разным жизненным опытом могли молиться вместе, помогло разрушить племенные и этнические идентичности и объединить всех в пределах уммы – сообщества всех мусульман, что раскинулось от Инда до Атлантики, от Сахары до Кавказа; сообщества, опирающегося исключительно на веру.
Римский город мгновенно опознавался как римский, вне зависимости от того, где он находился. Но подобное единообразие не было столь очевидным в мусульманских городах. Дар-аль-Ислам (буквально «Земля Ислама») для начала была огромной империей, включающей территории, где существовали некоторые из старейших городов на земле, древнейшие урбанистические культуры, от городов-государств Центральной Азии и мегаполисов Ирана и Ирака и классических полисов Средиземноморья. Мусульмане унаследовали города с давно сложившимися культурными традициями, населением из христиан, евреев, буддистов и зороастрийцев. Но физическая плоть классического города подвергалась метаморфозам задолго до исламского завоевания.
В восточных городах бывшей Римской империи широкие улицы, открытые общественные пространства, монументальные строения и план в виде решетки оказались поглощены людьми, которым требовалось пространство. В долгом процессе заполнения и уплотнения, который предшествовал приходу ислама, уставленные колоннами проходы сузились, поскольку их загромоздили дома и мастерские, из-за чего возникла сеть кривых узких переулков; форумы, агоры и публичные пространства застроили, большие здания поделили. Кроме того, исламские власти по контрасту с муниципальными органами римской эпохи часто поначалу более либерально относились к городскому планированию: они давали собственникам и кварталам возможность строиться так, как им хочется, чтобы город рос естественным образом в соответствии с его нуждами
[148].
Города имеют тенденцию выстраиваться вокруг некоего средства передвижения – будь это ноги человека, лошади, трамваи, подземка или машины. В эпоху подъема ислама снабженная колесами телега (для которой нужно немало уличного пространства) оказалась замещена более рентабельным средством перевозки грузов – верблюдом. Правила гласили, что улица должна быть достаточно широкой, чтобы два верблюда могли разойтись. Владельцам домов также разрешалось достраивать их сверху, чтобы на уровне верхних этажей объединять то, что внизу рассекала улица. Поэтому улицы часто превращались в настоящие коридоры, пробитые в плотной застройке. Говорят, что арабское слово для базара – sūk – происходит от аккадского слова «улица» – suqu, – которое в свою очередь родилось из saqu, «узкий». Открытая агора стала застроенным базаром, пересеченным множеством переулков, а уже от него уходили в стороны изогнутые и перепутанные улицы
[149].
Очевидный хаос и перегруженность вовсе не препятствовали городской жизни; наоборот, такая плотность стала основой для динамизма нового типа. Беспорядочная натура была не знаком урбанистической неудачи, а скорее признаком успеха – люди набивались в города по религиозным и экономическим причинам, заполняя все доступное пространство. Базар, поделенный на отсеки, которые занимали торговцы, специализирующиеся на разных товарах, в сложности превосходили агору или форум. Центры исламских городов определялись доминированием двух институтов, новых для урбанизма – базара и мечети. Последняя исполняла множество функций: место общественной молитвы, место, где проводили суд и обучали.
Поклонение в мечети обеспечивало доступ к громадному материальному изобилию базара, которое возникало благодаря существованию глобальной коммерческой системы. Исламский город был открыт для любого члена уммы вне зависимости от его этничности и места рождения, но и не-мусульман никто не гнал. Арабский халифат охватывал самые продуктивные части земного шара и его урбанистическое ядро: Средиземноморье, Сирию, Египет и Месопотамию. Торговые маршруты проникали глубоко в Сахару, по Шелковому пути пересекали Азию до Китая, а морские достигали Восточной Африки, Индии и Юго-Восточной Азии. Контроль над экономическим центром мира, куда стекались все плоды земные, был дарован мусульманам лишь за то, что они повиновались Аллаху.
В Средние века девятнадцать из двадцати крупнейших городов мира находились в исламском мире или в Китае (единственным исключением являлся Константинополь). Процветание и энергия человечества были сосредоточены в сети городов, что раскинулись подобно жемчужинам на ожерелье, охватывающем территории от Кордобы в Испании до Гана-сити в Западной Африке и до Гуанчжоу в Китае; Багдад являлся центральной точкой. Для Европы это были темные века, но бо́льшая часть мира в то же время наслаждалась золотым веком.
* * *
«Я видел великие города, включая те, что славятся долговременными сооружениями, – писал литератор и богослов аль-Джахиз в IX столетии. – Я видел такие города в Сирии, на византийской территории и в других провинциях, но я никогда не видел города большего величия, более идеально устроенного, наделенного всеми превосходными достоинствами, обладающего более широкими вратами и великолепными сооружениями [чем Багдад]». Поклонник эвклида, халиф династии Аббасидов аль-Мансур заявил, что его город должен быть идеально круглым. Грандиозную стену прорезали грандиозные ворота, равноудаленные друг от друга, всего четыре штуки. Четыре идеально прямых улицы вели от этих ворот к центру, где располагался другой округлый город. Жители Багдада могли видеть исполинский зеленый купол халифского дворца и Большую мечеть за стенами меньшего города. Но они не могли попасть туда, на территорию, предназначенную для семьи халифа, придворных, охраны и имперских чиновников. Подобное устройство напоминает пекинский Запретный город, пространство священной власти в центре мегаполиса. По замыслу создателя Багдад выражал геометрическое и урбанистическое совершенство. «Все выглядит так, словно он отлит в громадной форме» – восхищался аль-Джахиз
[150].
Аббасиды именовали свой город «пуп вселенной», и его круглая форма буквально воплощала эту метафору. Месопотамия рассматривалась как центр мира, а Багдад – как центр Месопотамии. Город состоял из вложенных друг в друга концентрических окружностей, он представлял собой план космоса с дворцом в центре, одинаково удаленным от всех стран и народов. Все пути по земле, рекам и морю вели в Багдад. Ворота с четырьмя прямыми улицами, сходящимися в центре этого «циферблата», делали город как буквально, так и фигурально мировым перекрестком. Ворота Шам, они же Дамасские, открывали путь в Сирию и на Средиземное море, Куфские ворота – на Аравийский полуостров и в Мекку. На северо-востоке Хорасанские ворота соединяли город с Ираном, Центральной Азией и в конечном счете с Китаем; а на юго-востоке Басрийские ворота указывали направление к морскому миру Индийского океана и Восточной Азии. Географ IX века Ахмад аль-Якуби вложил в уста аль-Мансура такие слова, произнесенные, когда халиф смотрел на реку около Багдада: «Это Тигр; никаких препятствий нет между нами и Китаем; и все, что только есть на море, имеет возможность добраться до нас»
[151].
