Центральная позиция кафе в современной урбанистической культуре глубоко отпечаталась в истории и искусстве. Париж стал культурной столицей XIX века, писал Ральф Уолдо Эмерсон, поскольку его «наивысшее достоинство в том, чтобы быть городом бесед и кафе». С 1860-х кафе из городского центра расползлись по бульварам. Американский турист в 1869-м был изумлен, увидев людей всех классов на тротуаре, где они «курили, пили, болтали, читали газеты»: «Вот она, настоящая демократия». Таким он и был, современный компанейский город в действии: место для случайных встреч, наблюдения за людьми, общения, постоянно изменяющийся театр улиц. К 1880-му в Париже было 40 тысяч кафе, огромный выбор мест для социализации – где, как и с кем. Были нарядные фешенебельные заведения на бульварах, простые, непритязательные, предназначенные для рабочего класса, и множество промежуточных вариантов. Вы могли отправиться в кафе, которое изображало буколическую сельскую атмосферу, или в другое, где имелся шанс подцепить девчонку. Самое важное, что кафе функционировали в качестве центров для лежащего вокруг района. Там было накурено, пахло кофе и вином, щелчки домино и нард по столу смешивались с шелестом разворачиваемых газет, «добрые шутки и состязания, любопытство и беспрерывная болтовня». Фраза, появившаяся у рабочего класса, – «друг по кафе» – означала завсегдатая, с которым вы ассоциируете кафе своего квартала, но которого никогда не встречали снаружи. Напряженная городская жизнь была бы невозможной без смягчающего социального эффекта кафе
[223].
Эдгар Дега и Джеймс Мак-Нейл Уистлер посещали кафе под именем «Мольер». Заведение «Тушканчик» привлекало Клода Моне, Альфреда Сисли, Камилля Писарро, Поля Сезанна, Пьера-Огюста Родена, Эмиля Золя, Луи Эдмона Дюранти и Стефана Малларме. Импрессионизм возник из сообщества в кафе, как и кубизм, и литературный модернизм. Моне очень ценил «вечное столкновение мнений» в «Тушканчике», которое «помогало оттачивать наш разум». Культура кафе состояла из вспышек-бесед, а беседы были топливом для искусства. «Из них, – писал Моне, – мы выходили воодушевленными, с более сильной волей, с мыслями более чистыми и определенными»
[224].
Городская атмосфера кофеен, которая ассоциируется с художественным блеском и духом богемы, сделали их центральными пунктами в декорациях фешенебельной жизни. В наши дни появление хипстерских кофеен в бедных районах – признак изменения городской среды и роста цен на недвижимость; идеальный момент для инвесторов наступает, когда количество кофеен в ранее неинтересном для них районе сравнивается с количеством ларьков с жареной курицей. В Гарлеме в 2010-х брокеры, работающие с недвижимостью, тайком вкладывались в кофейни, чтобы искусственно ускорить рост благосостояния и инициировать спрос на жилье. Это были «потемкинские деревни» городского мира
[225].
Вещи наподобие фабрик, железных дорог, автомобилей, электричества и армированного бетона естественно придали городам определенный облик. Кофе тоже необходимо включить в этот список. Его трансформирующее воздействие было не меньшим, по крайней мере на одну из важнейших опор городской жизни – общение.
* * *
Путь кофе к популярности начался в Эфиопии, где его впервые начали возделывать. С XV века йеменские торговцы экспортировали его в суфийские общины, чтобы помочь верующим сохранять бодрость во время долгих ночных церемоний. Затем кофе попал в Мекку и Медину, в Каир, Алеппо и Дамаск, с 1550-х кофейни появились в Константинополе, к концу века они захватили город целиком.
Англичанин Джордж Сэндис, посетивший Константинополь в 1610 году, был опечален, когда не обнаружил таверн, где можно было завязывать контакты с торговцами. Вместо питейных заведений он увидел нечто под названием «Коффа-дом»: «Там сидят они, болтая, большую часть дня; и попивают напиток, называемый коффа (от ягоды, из которой изготавливают его), из маленьких фарфоровых чашек, такой горячий, что они едва могут выносить; черный, как сажа, и на вкус не сильно от нее отличается»
[226].
Кофейни изменили Константинополь, они дали ему новое пространство для встреч и общения за пределами традиционных ограничений дома и мечети. Английские торговцы в городах вроде Алеппо, Смирны и Константинополя тоже начали пить кофе, и подобно миллиардам людей в более позднее время привыкли к нему. Вернувшийся из Смирны в 1651 году купец Даниэль Эдвардс привез с собой кофейные бобы и все принадлежности для варки. В доме своего богатого тестя в центре лондонского Сити Эдвардс начал угощать друзей и партнеров. И напиток стал столь популярным, что визиты жаждущих кофеина дельцов сделались раздражающе частыми. Эдвардс решил открыть небольшое заведение в церковном дворе в переулке Святого Михаила, а к делу приставил греческого слугу Паскуа Розе. В 1654 году Розе перебрался в дом на другой стороне переулка, и там открылась первая кофейня в Западной Европе
[227].
Экзотический напиток привлекал любопытных, в их числе оказался энциклопедист Самюэль Хартлиб, который писал: «Эта разновидность турецкого напитка, которую делают из воды и некоей ягоды или турецкого боба… он горячий и неприятный, но хорош после закусок, а также избавляет от газов очень хорошо»
[228].
Всякая новизна в городе, вне сомнений, привлекает зевак и любителей развлечений. Но мало кто поставил бы на то, что кофе преуспеет и приживется. Однако уже в 1660-х в Сити было более восьмидесяти кофеен, и еще больше в Вестминстере и Ковент-Гардене. К концу века число таких заведений превысило тысячу. Кофейни распространились по городам по всей Англии, а также Шотландии и Ирландии, через Атлантику перебрались в Бостон, Нью-Йорк и Филадельфию, а через Ла-Манш – в Париж, Амстердам, Вену и Венецию. Всего через несколько лет после их появления в Лондоне «весь район кишел [в кофейнях], словно пчелы, и жужжал ничуть не хуже»
[229].
