Грант по-прежнему сжимал в руке шнур от колокольчика, застыв на месте.
— Полагаю, вы знаете, о чем говорите. А вот я — нет.
Агнес понизила голос почти до шепота:
— Ее нашли… их обеих нашли…
— Я так и не понял, о ком это вы.
— Разве вам никто ничего не сказал? Разве она вам ничего не сообщила? В газетах пока ничего нет, но завтра появится обязательно. Девушку, о которой Мэри Стоукс говорила, что ее убили в пятницу, вчера вечером нашли в подвале Дома лесника.
Грант весь напрягся, стараясь справиться с потрясением. Он промолчал, но отпустил шнур от колокольчика. До него долетели слова Агнес:
— Многие твердили, будто бедная Мэри Стоукс это насочиняла, но все оказалось не так. Жаль, что ей не верили, пока саму ее не нашли убитой.
Не веря своим ушам, Грант громко воскликнул:
— Мэри Стоукс убили?
— В субботу вечером, после того, как Джозеф Тернберри проводил ее до дома. Но нашли Мэри только в воскресенье утром, а вы уехали очень рано. Я думала, что вы, наверное, не знаете, что нашли тело Мэри Стоукс и еще одной девушки.
— Нет. Да и откуда мне знать?
Агнес пристально смотрела на него.
— Они искали Мэри. А нашли совсем другую — вот тут не повезло. Если бы не обнаружили ту, другую, то подумали бы, что это Джозеф Тернберри прикончил Мэри. Все считали, что это его рук дело, пока не нашли второй труп в Доме лесника, и вот тогда поняли, что Мэри убрали как свидетеля. В луче фонарика она видела руку убийцы. Может, заметила на руке что-нибудь такое, что узнала бы, если бы увидела руку потом. Может, видела что-то еще, отчего преступник решил с ней покончить, чтобы обезопасить себя.
— Тихо! — резко оборвал ее Грант, и она замолчала, продолжая злобно смотреть на него.
Агнес видела его озабоченное и нахмуренное лицо. Грант напряженно размышлял, не глядя на нее и, похоже, не замечая ничего вокруг. Агнес почувствовала прилив злорадства. Она заставила его не звонить и принудила задуматься. И это только начало — самое главное впереди. Никогда раньше Агнес не ощущала такого прилива жизненных сил и своей власти над кем-то.
Резкий голос Гранта резко охладил ее оптимизм:
— Хорошо, достаточно. Унесите поднос.
Он хочет от нее избавиться? Позволит этой старой дуре выгнать ее? Нет уж! Агнес изо всех сил вцепилась в столешницу и бросила ему в лицо:
— Вам просто так от меня не отделаться! Я слишком много знаю! — Увидев, как Грант снова потянулся к колокольчику, она добавила: — Не надо, не надо звонить! Зачем вы заставляете меня говорить вам подобные вещи? Я вам зла не желаю! Но мне известно, что вы с ней виделись, я знаю, что она сюда приходила, и слышала, что́ она говорила!
Грант медленно обернулся:
— Так, объяснитесь-ка.
Агнес дрожащим и срывающимся голосом проговорила:
— Мне нужно одно — чтобы вы меня не выгоняли.
— Не начинайте опять свои мольбы. Объясните то, что вы только что сказали.
— Я ее видела.
Грант хохотнул:
— Это называется объяснением?
— Вы меня не слушаете, а должны бы! Я не хочу вам плохого.
— Так говорите же, если вам есть что сказать!
— Вы же мне рта не даете раскрыть. Было это в прошлую пятницу. Миссис Бартон взяла выходной и меня заставила изменить выходной с субботы на пятницу. Эта старая грымза никому жизни не дает: всегда следит, что ушла я, а потом уж сама выходит. Но я хлопнула дверью, она решила, будто я ушла, и потом сама отправилась. Ну а я вернулась — с чего это ей так меня выставлять? Когда поднималась к спальне, зазвонил телефон.
Задумчивость на лице Гранта сменилась злостью. Он резко бросил:
— И вы решили подслушать!
Агнес всхлипнула.
— Совсем не это. Мне захотелось узнать, может, это она… миссис Хатауэй. Выяснить, она ли вам звонила… или кто-нибудь еще. Мне… нравилось слушать ваши разговоры.
— Значит, такое не в первый раз? И что же вы тогда услышали?
Агнес резко вскинула голову:
— Я услышала женский голос: «Мистер Хатауэй… Мне хотелось бы поговорить с мистером Хатауэем».
Глава 24
Марк Харлоу развернулся на табурете.
— Ну и как тебе?
Сисели в коричневой юбке до колен и красновато-коричневом джемпере с высоким воротником стояла у камина. Горел лишь светильник над пианино. Сисели находилась в тени, лишь изредка разрываемой всполохами пламени от камина. Кудряшки ее растрепались. У нее в ногах, почти у самого огня, растянулся Брамбл, положив голову на переднюю лапу, а задние разбросав в стороны, словно тюленьи ласты. Поужинав кроликом, он спал глубоким мирным сном юного невинного создания.
В доме царила тишина. Полковник и миссис Эббот отправились на чай к викарию, в единственный дом, куда Реджинальда Эббота можно было хоть как-то заманить. Теперь они с викарием наверняка добродушно сражались в шахматы, которые оба просто обожали. Фрэнк Эббот и главный инспектор Лэмб, заехав домой к мисс Винни, отбыли куда-то еще в компании мисс Сильвер. Сисели добралась до дома одна и увидела стоявшего на крыльце Марка. Поскольку все вокруг сочиняли таинственные версии и строили туманные догадки, не посвящая в них Сисели, она куда больше обрадовалась его появлению, нежели могла бы ему выказать в другое время. Они недавно попили чаю, и Марк рассказывал ей, что сочиняет музыку для нового ревю Лео Тэнфилда. И проиллюстрировал это одним фрагментом.
Отвлекшись от своих раздумий, Сисели рассеянно спросила:
— Что?
— Дорогая, не так резко!
— Я не слушала.
Если он и разозлился, то этого не выказал, а лишь улыбнулся и произнес:
— А ты станешь слушать, если я снова сыграю?
— Да.
Марк опять ударил по клавишам. Блистательная техника, россыпь переливчатых звуков, а затем — остроумный речитатив с четким ритмом и детализацией акцентов. Мелодия весьма заурядная, однако исполнение вполне достойное. Взяв последний аккорд, Марк поинтересовался:
— Ну и как?
— Шустро, — ответила Сисели.
— И что ты под этим подразумеваешь, дорогая?
— Не называй меня «дорогая».
— Даже с глазу на глаз?
— Особенно с глазу на глаз.
Марк рассмеялся:
— Перед сборищем досужих сплетниц можно, а с глазу на глаз — в высшей степени неприлично? Однако ты забавная.
— Мне безразлично, как ты говоришь при посторонних, но даже если и называешь меня так, это ничего не значит.
— Это действительно ничего не значит?
